— Сдавайся! — голос громкоговорителя гремит над лесом, а мужчина горько смеётся.
— Не-е… не хочу. Не хочу так. Чтобы в тюряге среди скота… Патроны кончились… Ничего, застрелят… сами…
Он с усилием встаёт и подымает пистолет.
Терять ему нечего.
— Я плачу по счетам, — упрямо произносят губы. — С полцарства за патрон… Чтобы не как собака… Слышите?! — кричит он.
Обрывает себя.
— Мне бы братушек, как у сосенок… Мне бы… Я же только крыс давил. Я умереть человеком хочу! Ну что же вы… Один патрон… Всего один, суки!
Он моргает, как вдруг под ноги падает брошенная кем-то обойма.
На лице мужчины проступает благодарность.
— Спасибо, — шепчут губы.
— Честь имею! — орёт он, как сотню лет назад его прадед, офицер царской армии.
В воздухе раздается выстрел…
* * *
… Серый неохотно приходит в себя. Рядом, на грани слуха, шум приборов. Грудь стягивает повязка, и дышать неприятно. Боль терпима, поэтому он, старательно не обращая на неё внимания, открывает глаза.
И натыкается взглядом на три головы, склонившиеся над ним.
Он мрачно смотрит на них.
— Ну, вы и заразы, — хрипит он.
Норн просто вспыхивает радостным облегчением. Выдыхают все трое, хотя от Всеволода несёт и отголоском вины. Серому это не нравится, и он, пытаясь приподняться, выдыхает, морщась:
— Лады, считай, за кнут мы квиты, блондинчик…
Неслабый удар в челюсть впечатывает его обратно в койку.
— Рука… Дёрнулась, — нехотя буркает под возмущёнными взглядами друзей Первый.
Глухой, надрывный смех Серого останавливает Норна. И он качает головой, возмущённо смотря на обоих.
— Всё это время… — хрипит Серый. — А оказывается это были вы!
Троица перед ним мрачнеет, переглядывается.
— Ты что помнишь? — спрашивает Ким.
Серый хмыкает.
— Вот стоило почти подохнуть, чтобы вас троих вспомнить… Тебя в той подворотне, этого перед школой с братками… И тебя.
Серый бросает взгляд на Норна.
— Понятно, почему мне с первого дня казалось, что я тебя знаю… Попробуй забудь твои глазищи!
Норн садится на табурет рядом с койкой.
— Ты прости… Но мы не могли вмешиваться в прошлое. Только там, где нам это позволили.
Дурное веселье Серого уходит, и он мрачнеет.
— Как вы вообще… Да чёрт с тем! Что было, то было. Не хочу знать, мозги и так набекрень… Корабль хоть цел? Эти на нас не напали? А Юэй?
— Живой, — отвечает на последний вопрос Норн. — Может, хватит? Он и так винит себя.
Серый косо посмотрел на него.
— Жалко казачка стало? Ой, да не смотри на меня так! Знаю, больное место, но этот сам виноват! То же мне полевой агент, шпион недоделанный! «Прошу убежища»! — передразнил Юэя Серый. — Ну, хватит, так хватит. Сам с ним поговорю. И не спорь. Он слишком полезная зверушка, чтобы бросаться на него или упускать. К тому же я его закрыл, у него совесть так и вопит с вопросом «почему?» да «как ты мог?». Вы, светлые, с вашей совестью… слов нет, как это удобно.
Всеволод косо глянул на него, потирая кулак. Серый сделал вид, что этого не заметил. Ким и Норн синхронно хмыкнули на эту пантомиму.
* * *
Пробитое плечо ныло, но куда хуже было внутри. Кто бы сказал раньше, что ему будет так мерзко из-за… пирата!
Вот только пират оказался человеком. Со своим кодексом чести, что закрыл его собой. Хотя ведь не мог не знать, что веры ему нет… Так почему же!?
Юэй видел, как Серый относился ко Второму и Третьему капитанам, как общался с ближним кругом своей команды: Шанном, Ларром, Льеррном… И внутри росло чувство симпатии. Неразумной и иррациональной.
— … Это информация только для вас, капитан. Вне официального протокола. За это грозит трибунал. Для меня, а не вас… Вас, как и все маркеры в космофлоте, я намерен вывести из-под удара.
Юэй вздрогнул, настороженно взглянул на генерала.
Тот грустно усмехнулся.
— Да знаю я… знаю.
Генерал встал, и прошёлся по кабинету.
— Мне восемьдесят пять лет… И я помню первых из вас. Лично работал с поколением А, тренировал первый маркер, и все ваши особенности знаю. Ты вот что подумай… Как много у вас было шансов, если первое поколение, ваши отцы-деды, были нам известны поименно? И на лицо… И каждый был чипирован? Когда пришёл приказ прикрыть тот эксперимент, мы должны были отчитаться перед гражданскими. Перед Президентом Земли. Мы сдали отбракованный материал. Кто был хуже всех. А остальным способствовали «интегрироваться». Попадались лишь те, кто слишком засветился или был неосторожен.
Генерал остановился перед окном.
— Стар я уже, Юэй… Слишком стар. И сентиментальным стал. Так что пора мне на покой. Но напоследок я хотел бы вывести вас всех из-под удара. Вас в космофлоте не много. Едва ли с пол сотни.
— Почему? Мы опасны, — негромко сказал Юэй.
Генерал с улыбкой качнул головой.
— Чем вы можете быть опасны? Вас выводили как защитников Земли! Да, ваш геном подавляет обычный, так что тут? Вас немного было, и немного сейчас… И природа намного мудрее нас всех. А в Бога лучше не играть. Стоило прожить жизнь, чтобы осознать такую простую вещь.
Помолчал и продолжил, со вздохом:
— Главнокомандующий над военными силами Земли и Президент Земной префектуры подписали указ. Мы не можем компрометировать космофлот Содружества, допуская в его ряды наш «генно-модифицированный материал». Формулировочка, чтоб их… Так что все… все результаты по выявленным маркерам в наших рядах идут вначале ко мне на стол, а потом выше. Результаты я передам позже… А вы потеряете свои чины, будете разжалованы и после прохождения некой медпроцедуры отпущены на гражданку… с сохранением тайны о том, кто вы. И ваши семьи, дети, будут проверены тоже. И подвергнуты предписанному по результатам.
Юэй побледнел.
— Почему вы говорите мне это?
Генерал смотрел на него задумчиво.
— Чтобы ты понимал. Не в моих силах спасти всех. Но хотя бы вас… вас и ваши семьи. Вы же мне…
Генерал оборвал себя.
Говорить о том, что часть его генов живет в них?
У него не было других детей и внуков… Пусть и генов его одна сотая, а то и тысячная… Но ведь сдавал, его отобрали для участия. И он работал с первым «слитым» поколением! Сердце вновь сжало от боли, обиды и вины. Он же всей душой тогда прикипел к тем мальчишкам. И выбирал потом, кого «слить»… Устраивал «охоту», чтобы нагнать на пацанов побольше страху, чтобы спрятались и носа не высовывали, чтобы… А что говорить!
Разве это отмоешь…
— Вот что, мальчик, — проговорил он, даже не