— Кардраш! Цто⁈ Элис, ты умеешь сама есть?
Паника в зелёных очах взывала к моей жалости, но брезгливость будила вредность. Эйдэн выудил косточку и, посмеиваясь, поглядывал на нас.
— Мэ-э, — съязвила я и полезла руками в кипящий котёл.
Кариолан схватил меня за запястья.
— Проклятье! — простонал в отчаянии. — Нужна какая-то служанка. Я не смогу быть постоянно с этой…
К его чести, жених запнулся. Если он будет знать, что я разумна, то в брачную ночь, а, может, и до неё, войдёт в мой шатёр и ляжет со мной… Нет, не хочу. Я глупо захихикала. Эйдэн покосился на меня и ухмыльнулся в усы. Интересно, почему он так не любит Седьмого ворона?
Тэрлак вздохнул и разгладил длинные усы:
— Ну-ну, Кр. Тебе ей детей делать, а ты покормить девоцку не можешь.
— Мы ещё не женаты, — запальчиво возразил Кариолан.
— Это ненадолго. Доедем до Безжалостной и поженитесь.
— А разве не…
Эйдэн насмешливо поднял брови. Тэрлак снова терпеливо вздохнул:
— Нет, мальцик. К кагану ты должен приехать уже женатым мужциной. И желательно, цтобы в цреве твоей жены уже не было пусто.
Я бы подавалась, если бы сейчас ела, но потупилась и шлёпнулась на задницу — искусство, которое так хорошо получается у детей, и которое я оттачивала не один месяц. Жаль, некому оценить. Насмешливый взгляд Эйдэна сообщил мне, что ценитель всё ж таки нашёлся.
Тэрлак принялся разливать варево по деревянным мискам.
— Тьма плывёт над степью. Тьма. И в последней битве могут погибнуть все семь воронов. У нас, шестерых, есть сыновья, а кого оставишь после себя ты, Седьмой? Радуйся, малыш, цто каган сам подобрал тебе невесту из хорошего рода. Да благословят его звёзды!
Род или кагана, ворон не стал уточнять.
— Если мир погибнет, — сердито возразил Кариолан, приняв миску в ладонь, — с ним погибнут не только вороны, но и воронята.
— Если, — заметил Эйдэн и стал есть, жмурясь от удовольствия.
Кариолан тихонько вздохнул и принялся меня кормить, просовывая в губы кусочки мяса. Руками. Меня затошнило. Им бы тут ложки не помешали. Я постаралась чавкать погромче. Это было кроличье рагу, и, к чести второго ворона, очень-очень вкусно приготовленное. Я даже не подозревала, что такое можно сделать на костре!
— Церез три дня пути мы будем на Волцьем перевале, — вдруг нарушил тишину Третий ворон. — Там есть безликий алтарь. Можно поженить молодых там.
Я поперхнулась и раскашлялась: Волчий перевал! Это ведь тот самый, про который говорила Синди? Где под чужими именами принц Марион и его супруга Дризелла держат таверну? Отняв у опешившего Кариолана миску, я поспешно доела рагу, помогая себе рукой, а потом встала и молча вернулась в шатёр. Выложила лягушку, чтобы случайно не придавить во сне, прошла и села на попону, уткнулась в колени.
Если я сбегу, то Кариолана жестоко убьют. Ужасно! Просто ужасно жить и знать, что ты виновен в чьих-то страданиях. Но…
Если я останусь, то…
Я представила дальнейшую жизнь. В красках. С нелюбимым мужчиной, который заходит к тебе только по ночам и только с целью обзавестись потомством. Чужая, в чужой стране, где все говорят на ужасном свистяще-цокающем языке. Где вообще всё другое: другое небо, другая земля, традиции и обычаи. И никогда, никогда я больше не увижу гор, и…
— Ц-ц-ц, — моего плеча коснулась широкая ладонь. — Девоцка, не делай мир мокрее, цем он есть.
Я ткнулась в плечо вошедшего Эйдэна и разревелась, всхлипывая.
— У меня доцке пять лет, — шепнул ворон мне на ухо. — Я её называю «цэрдэш», плакса. Но она всё равно любит забраться на мои колени и плакать. Где у вас столько воды помещаеца, сиропцик?
— Не хочу замуж, — выдохнула я.
Он тихо рассмеялся, погладил мои волосы.
— В брацную ноц вы с Каром обниметесь и будете рыдать. Хорошо, когда у мужа и жены есть общее цто-то.
— Кариолан мне не нравится! Спесивый, как гусь. Уж лучше бы ваш каган решил женить на мне тебя или Тэрлака.
— Хоцешь быть моей третьей женой? — вкрадчиво поинтересовался Эйдэн.
— Что⁈
Я отстранилась и уставилась на него. И снова этот насмешливый, весёлый взгляд и поднятые широкие брови.
— У меня две жены, — охотно пояснил Третий ворон. — Касьма и Фатьма. Касьму я люблю больше, но у Фатьмы — два сына, а у Касьмы только доц, поэтому Фатьма — старшая. Хоцешь, я поставлю для тебя третий шатёр в моём ойка́не?
Конечно, я понимала, что Эйдан издевается надо мной, и всё же встала, вытерла слёзы.
— Не хочу. Я не умею драться. А твоя Фатьма наверняка попытается выдрать мне косы. Касьма присоединится к подруге, и тогда мне не жить совсем. Общий враг, знаешь ли, объединяет.
Эйдэн рассмеялся, легко вскочил с корточек.
— Я разожгу тебе оцаг. И принесу побольше покрывал.
— Подожди, ты можешь научить меня вашему языку? А то как я пойму, если Фатьма крикнет Касьме: «убей эту потаскуху»?
— У тебя жених есть, он науцыт.
Я перехватила его рукав.
— Мой жених считает меня идиоткой. Он не станет меня учить.
Эйдэн сузил глаза, превратившиеся в чёрные щелочки, хмыкнул и всё же вышел, потом заглянул и бросил:
— Гырд. Если приказ убить женщину, то гырд. Если мужцину, то дорт. Если зарезать скот, то батард. А потаскуха, или общая женщина это цэйх-аха.
— А в чём разница между убийством женщины и мужчины? — удивилась я.
Ворон изумлённо глянул на меня.
— А цто общего?
Пожал плечами и вышел.
Спустя несколько минут в моём шатре действительно горел костёр, обложенный мокрыми камнями из реки. Дым поднимался в отверстие купола, и мне было непонятно всё это: ведь вместе с ним выходит и тепло.
— Это ж всю ночь надо топить!
— Ноцью спят, — снисходительно пояснил Эйдэн.
— Так ведь в шатре быстро станет холодно!
Он снова удивлённо покосился на меня:
— Во сне не бывает холодно. Я принёс тебе шесть попон и волцью шкуру.
— Но ведь костёр погаснет и станет холодно!
Эйдэн хмыкнул.
— Потерпи, сиропцик. Цетыре дня и у тебя будет горяций муж под боком.
— Ну спасибо, — проворчала я, кутаясь во все шесть попон и тёплую, мягкую шкуру.
Ворон обложил огонь шатром из дров и