— И какие кары меня ждут?
— За побег?
— И за него тоже.
А ещё за разбитый нос и прокушенную икру.
— Я пока не придумал, — честно признался ворон.
— Вам, кстати, идёт. Серый очень красиво с фиолетовым сочетается.
Эйдэн рассмеялся и сел.
— Вставай давай. Замёрзнешь.
Он поднялся и подал мне руку. Я крепко стиснула его ладонь и встала. Голова всё ещё кружилась из-за удара. Ворон снял с моих плеч петлю аркана.
— Вы очень чисто разговариваете на родопсийском, — заметила я ему. — Но путаете «ц» с «ч», почему?
— В моём родном языке нет звука «цэ». Кардраш! Как вы это произносите?
— Просто: «че».
Он попытался:
— Ты цто-то успела сказать этим людям о том, поцему сбежала?
— Я их не знаю.
— А твоя подруга Ноэми говорит, цто знаешь.
Чёртова Ноэми!
— Синдерелла — сестра моей подруги, но если уж старшая сестра, с которой мы дружили, меня предала, то зачем мне открываться младшей?
Позади раздались крики и звон металла. Стража. Ворон перевёл взгляд с моего лица на приближающихся служителей короля и принялся сматывать верёвку.
— У тебя минута, цтобы решить, цто делать. Будешь ли ты взывать к страже, пытаца облицить нас и требовать освобождения. Или вернёшься к прежней роли.
— А если второе?
— То не попадёшь в пытоцную. Обещаю.
Заманчиво.
— Госпожа Элиза фон Бувэ, именем короля вы арестованы.
Я закрыла глаза, пытаясь перебороть приступ отчаяния. Офет. Он видел меня разумной и… наверняка рассказал об этом герцогу Ариндвальскому. А, значит, маменька уже знает и… Имеет ли смысл строить из себя безумицу?
— Стража, взять девицу под арест…
— Мэ, — я обернулась и растянула губы в дебильной улыбке, чуть высунув язык и выпучив глаза в восторге.
— Не пытайтесь сделать вид…
К нам шло человек пятнадцать: десять стражников, Офет, герцог Ариндвальский и Синдерелла с гостями. А, шестнадцать.
— … на этот раз, вы не сможете нас обмануть, — холодно завершил Франсуа.
— Мэ.
— Элиза, вы — дочь моего друга, в ваших интересах перестать изображать из себя умалишённую. Господин Офет всё рассказал нам…
— Рассказал что? — удивилась Синдерелла. — Видимо, ваш свидетель настолько желал несчастной дурочке смерти, что сам уверовал в её разумность. Но моё свидетельство и моих гостей — против его. Мы и пустили-то дурёшку только ради её безумия. И, признаться, я удивлена увидеть в этой несчастной давнюю подругу моей сестры.
Я замычала и подошла к Золушке, а та ласково и с состраданием погладила меня по голове.
— Разберёмся, — сквозь зубы процедил герцог.
— Полно, Ваша светлость. Жизни короля и в самом деле угрожает человек, лишённый разума? Это самое забавное, что я слышала за последнее время!
И Синдерелла звонко рассмеялась. А потом мило взяла Франсуа под руку.
— Господин граф, госпожа графиня, вы также подтверждаете…
— А разве это не очевидно? — хмыкнула Катарина. — Я не знаю, что у вас там за игры, господа, я верна моему королю и послушна его приказам, и если безумие ныне — государственное преступление, то на всё воля Его величества. Кто я такая, чтобы об этом судить?
Лицо Офета пошло пятнами.
— Вы обвиняете меня во лжи? — процедил он.
— Как можно? — Катарина пожала плечами. — Я не слышала ваших слов, поэтому не могу обвинять.
— Мэ-э, — я подошла к мрачному Офету и схватила его за клинышек бороды. Потянула на себя. Тот ударил меня по руке.
Больно!
— Как вы можете! — возмутилась Катарина.
— Она не знает, что она творит, — вздохнула Синдерела, обнимая меня со спины. — Боже, боже… такой был светлый ум!
Я тихонько сунула в её руку ключ и разревелась, пуская слюни и вытирая сопли.
— Офет! — рявкнул Рамиз. — Не подобает дворянину поднимать руку на женщину. Тем более, умалишённую женщину.
— Да она такая же умалишённая, как ты!
— Ну, знаешь ли…
Граф стянул с руки перчатку и бросил её товарищу в лицо.
— За что? — растерялся муж Ноэми.
— Ты назвал меня безумцем!
— Я не…
— Ты струсил, Офет?
Тут все принялись галдеть и разбираться кто и кого оскорбил. Катарина и Синдерелла принялись напирать на Офета. Герцог Ариндвальский сморщился:
— Взять её. Разберёмся в темнице, что там с разумом у госпожи Элизы.
— Боюсь, Ваша светлость, — неожиданно вмешался ворон и подошёл к нам, — мы слишком торопимся. Времени на темницу у моих братьев нет. Разбирайтесь как-нибудь без нас.
Он положил руки на мои плечи и мягко забрал меня из объятий Золушки. Ишь ты! Учёл моё замечание и специально подобрал слова без «чэ».
— Мэ-э, — похвалила я.
Мной овладело какое-то странное оцепенение безразличия. Я проиграла. Я так отчаянно боролась, бежала, снова и снова, и вот… Если бы я не помедлила, если бы не задумалась о предложении остаться и… Хотелось плакать, но я только глупо таращилась на всех собравшихся и улыбалась.
— Что ж, полагаю, инцидент исчерпан, — согласился герцог Ариндвальский, и тусклые глаза его блеснули.
— А разве вы не… — начал было Офет и замолчал.
Потому что эпоха принца Дезирэ, который мог вломиться в дом графини и произвести обыск, закончилась с исчезновением принца. А Франсуа — не сын короля. Для ареста графини, или её супруга, или сестры брата монарха ему нужен приказ. С печатями. С подписью короля Гильома. Потому что за подобное самоуправство новый монарх точно не погладит его по головке. Ведь одно дело арестовать простую дворянку, как я, и совсем другое — кровного аристократа.
Катарина бросила мне вслед жалостливый взгляд. Это стало последним, что я увидела во дворце Синдереллы.
Мы вышли через служебные ворота, где нас ждали пять кочевников на скакунах. Два ворона, три вельможи в беретах со страусовыми перьями. На миг мне захотелось громко-громко завопить: «Помогите! Убивают», но я стиснула зубы.
Во-первых, раннее утро: город спит. И никто не придёт ко мне на помощь. Во-вторых…
— Ты умеешь ездить верхом? — поинтересовался Эйдэн.
— Умею, — усталым шёпотом ответила я.
— А я надеялся, цто мы её потеряли, — мрачно приветствовал меня Кариолан.
Жених бросил на меня лишь взгляд мельком и сразу отвернулся. Третий ворон бросил ему что-то насмешливое на свистяще-цокающем языке, похожем на удары плетью.