— Ложись, — предложила Ноэми, — я сама растоплю печь. В этом доме нет слуг: мы с супругом уединяемся здесь для поста и молитвы перед Рождеством, и не очень хочется, чтобы…
Только усталость помешала мне расхохотаться во весь голос. А ведь ещё недавно я искренне полагала, что Ноэми сама верит в свои благочестивые слова. Но, пожалуй, с моей стороны было нечестно подглядывать и… Не в силах смотреть в суровое лицо подруги, я забралась на постель и юркнула под одеяла. Прямо так — в верхней одежде.
Ноэми вышла, и спустя очень короткое время я услышала, как в дверь заскреблись. Пришлось выползать из-под одеяла, всовывать ноги в чьё-то сабо (видимо, всё той же Дрез), плестись и открывать дверь.
— Гарм, — простонала я, — давай быстрее. Надеюсь, ты уже чего-нибудь съел…
Но вместо того, чтобы прошмыгнуть в комнату, пёсик внезапно цапнул меня за щиколотку, а затем побежал вниз. Я вскрикнула, потёрла ногу. Что это с ним? Хотела было вернуться в кровать, но потом представила, что придётся вставать снова, впускать Гарма… ох. И медленно-медленно, словно мартовская муха, поползла вниз.
Внезапно хлопнула входная дверь. Должно быть, Ноэми отправилась за дровами.
— Гарм! — прошептала я.
Ответа не было.
— Гарм, гадёныш такой хвостатый! Немедленно возвращайся! А то пострику под льва.
И тут до меня дошла: так ведь хлопнула дверь с фасада, а в дровяник ведёт дверца из кухни и…
А тогда… тогда…
Я пересекла сени и вышла на улицу. И увидела всадника, скачущего по направлению… Уж точно не к королевскому дворцу. Ещё через минуту я осознала: это Офет. И несёт его лошадь в Маленький замок. А что, простите, забыл муж моей подруги ночью в городе, где у него ни друзей, ни родных?
— Элиза, ты чего тут? Закрой дверь, а то напустишь холоду. И так дрова стоят, точно сандаловые!
— Ноэми, — прошептала я и обернулась, — ты говорила, что мы подруги… А куда поскакал Офет?
Позади в темноте белело сердитое лицо девушки.
— Не спрашивала. Знаешь ли, королевская служба– неженского ума дело.
Я прислонилась к двери, сморгнула слёзы. Ну как же так!
— Королевская служба? В Маленьком городе?
Горло сдавило рыдание. Ноэми, я же… я же так верила тебе! Подруга сбросила дрова на пол и нахмурилась.
— Ты меня предала. За что, Ной? Что маменька пообещала тебе?
— Ну знаешь ли! Что за бред! Самой не стыдно, Элис? Кем ты меня считаешь?
— Не ври! Офет направляется в Маленький…
— Конечно, направляется! — Ноэми подошла ко мне, решительно отстранила от двери и захлопнула её. — И хватит вот этого бреда. Госпожа Сессиль очень достойная и благочестивая женщина, и всегда заботилась о тебе, как родная мать. А всё остальное — бред твоего воспалённого сознания. Ты больна, Элис, и мой долг…
— Я здорова! — закричала я. — Знаешь, почему я чуть не умерла год назад, Ноэми? Это был благочестивый яд благочестивой госпожи Сессиль…
И запнулась. Ноэми раздражённо закатила глаза.
— Я тебя не виню, — выдохнула я устало. — Может быть, на твоём месте, я бы тоже не поверила. Но, прости, мне пора.
Распахнула дверь, шагнула, но… в моё плечо впились крепкие пальцы.
— Никуда ты не пойдёшь, Лис! Чтобы ты обо мне не думала — это на твоей совести, а мой долг позаботиться… А-а-а!
Она завопила и запрыгала на одной ноге. Гарм выскочил из-под длинной серой юбки и бросился вперёд. Я — за ним.
ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных
Карильон — механический музыкальный инструмент, из закреплённых проволокой неподвижных колоколов. Часто использовался на колокольнях католических храмов. В России наиболее известен тот, который в Петропавловской крепости. Известен с XV века
Ноэми, Синдерелла, Дрез, Марион, Фаэрт, Дезирэ и пр и пр — герои книги «Отдай туфлю, Золушка»
Ноэми. Шляпка, конечно, была другой, да и одежда не такая уже…
Глава 6
Проданная дружба
Мы бежали, не оборачиваясь на стихающие крики Ноэми, вдоль обрыва, по направлению к городской ратуше, затем повернули на Каштановую, а потом всё выше и выше. Сабо грохотали по брусчатке, или мне казалось, что они грохочут. Остановилась я только у ролланда — каменного защитника города. Прислонилась спиной к гранитному постаменту и выдохнула. Гарм прыгал вокруг и звонко тяфкал, словно призывая меня идти дальше, но я поняла: ещё несколько шагов, и я просто упаду на мостовую и не смогу подняться. Живот скручивали спазмы голода.
— Ты как хочешь, а я в таверну, — решительно заявила я.
Гарм протестующе залаял.
И оказался прав: таверна ещё была закрыта. Было, наверное, уже часов семь утра, а, может, и восемь, но небо всё ещё не развиднелось. И как всегда перед восходом — невыносимо холодно.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнула я, поднесла руки ко рту, согревая дыханием. — Только не задавайся…
Мы пошли по бульвару Семи Рыцарей, который в народе называли «Бульваром Лентяев», так как вдоль него располагались особняки и дворцы аристократов. А вот улицу через площадь напротив называли «проспектом Трудолюбия». Впрочем, городская беднота выбирала название поярче: «Тугая мошна». Корявые липы были посеребрены снегом, пилястры, фронтоны, колонны и ступеньки — тоже.
В одном из дворцов окна второго этажа сияли от света, и даже через стёкла до меня доносились звуки весёлой музыки, повизгивающей скрипками, и пьяный смех.
— Давай попросим корочку хлеба? — нерешительно обернулась я к Гарму.
Он зарычал.
— А что? Я умру с голоду, не дойдя до дворца. Сейчас я совсем не похожа на дочь рыцаря, так что сойду за нищенку.
Гарм протестующе тяфкнул. Я вздохнула, сделала ещё несколько шагов, а потом схватилась за живот. Ух ты ж больно-то как!
— Прости, я… не герой я. Не отважный рыцарь… Мне обязательно надо поесть.
И под ворчание пёселя, я несмело подошла и ударила в дверной молоточек. А потом, подождав, ещё раз. На двери приоткрылся глазок.
— Простите, я… я увидела, что у вас не спят. Нельзя ли мне краюшку хлеба и несколько глотков воды? — взмолилась я.
— Пшла вон, нищебродка! — рявкнул привратник.
И тут вдруг в приоткрытое (из-за духоты, видимо) окно высунулась