Аль-Хафед выслушал эти рассуждения об алмазах и об их стоимости и лег в ту ночь в постель бедным человеком – не то чтобы он что-то потерял, но обеднел, поскольку остался недоволен, а недоволен он был потому, что счел себя бедняком. Он сказал вслух: «Хочу алмазный рудник!» – и всю ночь не смыкал глаз, а поутру растормошил буддиста.
Уж поверьте моему опыту, священнослужитель, которого растолкали рано утром, будет не слишком любезен. Аль-Хафед разбудил его и потребовал: «Скажи мне, где искать алмазы?» Буддист недовольно проворчал: «Алмазы? Зачем тебе алмазы?» – «Я хочу быть безмерно богатым, – откровенно признался аль-Хафед, – но не знаю, где искать сокровище». Буддист вздохнул. «Что ж, когда отыщешь реку, что течет по белому песку меж высоких гор, в этих песках и будут алмазы». – «Хочешь сказать, такая река вправду существует?» – «Да, существует, и алмазов возле нее в изобилии; просто отправляйся искать – и обретешь желаемое».
Аль-Хафед произнес: «Так тому и быть». Он продал свое хозяйство, истребовал все долги с тех, кому ссуживал ранее, оставил семью на попечение соседа и двинулся на поиски алмазов.
Начал он с того, что побывал в Лунных горах[17]. После этого отбыл в Палестину, затем пересек Европу и наконец, потратив все деньги и истрепав все одежды, очутился в полной нищете на берегу моря в испанской Барселоне. А тут прикатила приливная волна от Геркулесовых столпов[18], и изможденный бедолага не смог устоять перед жутким искушением: он бросился в воду и погрузился с головой под пенные гребни волн, сведя все счеты с жизнью.
Старый проводник пересказал мне эту печальную историю, затем остановил моего верблюда и попросил подождать, пока он поправит поклажу на боку другого животного. Помню, я недоуменно спросил себя: «С какой стати он приберегает эту историю для близких друзей?» В ней ведь нет ни начала, ни середины, ни конца – полная ерунда. Вдобавок в этой истории, первой среди всех, какие я когда-либо слышал или читал, героя убивали сразу: не успеешь разобраться, кто кому кем приходится, а герой уже мертв.
Впрочем, проводник вернулся и снова взял за узду моего верблюда, а рассказ продолжился. Дескать, наследник старого аль-Хафеда как-то повел своего верблюда в сад на водопой; когда животное опустило голову в прозрачную воду садового ручья, этот человек внезапно заметил, как что-то блеснуло на песчаном дне. Он протянул руку и достал из воды черный камень, в середине которого сверкала искорка света, переливаясь всеми цветами радуги. Он принес этот диковинный камешек в дом и положил на каминную полку, а сам занялся своими делами и совсем забыл о находке.
Через несколько дней тот самый буддист, который когда-то описывал сотворение алмазов, пришел навестить наследника аль-Хафеда и немедля уловил вспышку света с каминной полки. Он обрадованно воскликнул: «Вот алмаз, истинный алмаз! Неужто аль-Хафед вернулся?» Ему ответили, что ничего подобного не случилось – аль-Хафед не возвращался, а камень вовсе не алмаз, а обыкновенная галька со дна садового ручья. Но буддист заспорил: «Мне ли не узнать алмаз! Глаза меня не обманывают!»
Вдвоем с наследником они вышли в сад, перебрали в пальцах белый песок и отыскали другие алмазы, более красивые и ценные, чем первый; вот так, прибавил мой проводник, были найдены алмазные копи Голконды – самые богатые алмазные копи во всей истории человечества; они превосходят богатством даже копи Кимберли[19]. Огромный бриллиант Кохинор из драгоценностей британской короны и самый большой бриллиант на свете из драгоценностей короны российской (не стану скрывать, я надеялся, что русским придется его продать, прежде чем они заключат мир с Японией[20]) – оба добыты в этих копях. Произнеся эти слова, старый проводник снова сорвал с головы свою турецкую феску и помахал ею в воздухе, как бы подкрепляя рассказ некой моралью.
Каждый араб-проводник всегда старается вывести мораль своей истории, даже если история не слишком-то моральна. Этот сказал, что, дескать, останься аль-Хафед дома и копай он в собственном подвале или в собственном саду, и вместо нищеты, голода и смерти на чужбине ему достались бы «алмазные нивы», ибо на каждом метре его прежнего домовладения с тех пор находили и находят драгоценные камни, идущие на украшение монарших корон. Когда проводник закончил, я понял, почему он приберегает эту историю для своих «близких друзей». Я не стал признаваться, что догадался, не стал откровенничать со старым и лукавым арабом. Нетрудно сообразить, что он норовил, подобно адвокату, изъясняться обиняками и намекнуть тому молодому человеку, которого он сопровождал в путешествии по реке Тигр, что лучше бы тому сидеть у себя дома, в Америке. Повторюсь, я не стал говорить, что разгадал эту уловку.
Нет, взамен я рассказал проводнику одну историю из своего запаса. Это история о парне из Калифорнии, который в 1847 году владел ранчо. Он прочитал в газете, что в Южной Калифорнии нашли золото, после чего продал свое ранчо полковнику Саттеру и отправился на поиски золота. Полковник Саттер построил мельницу у небольшого ручья на ферме, и однажды его маленькая дочь принесла в дом немного мокрого песка с мельницы и положила у очага на просушку. Когда она перебирала песок, отец приметил крупицы золота – первого золота, когда-либо найденного в Калифорнии. Между тем бывший хозяин ранчо, мечтавший о золоте, продал свое хозяйство и уехал неведомо куда.
Два года назад я читал эту же лекцию в Калифорнии, в городе, который стоит неподалеку от того самого ранчо, и мне сообщили, что рудник до сих пор не исчерпан и что владелец трети фермы все последние годы получает по двадцать долларов золотом каждые пятнадцать минут своей жизни, спит он или бодрствует. Думаю, мы с вами были бы счастливы, имея такой доход!
Пожалуй, лучшим подтверждением той мысли, к которой я веду, будет все-таки история отсюда, из Пенсильвании. Здесь жил человек, владевший фермой, и он поступил в точности так же, как сделал бы я сам, будь у меня ферма в Пенсильвании: он продал свое владение. Но перед тем решил найти работу и податься добывать каменноугольную нефть к своему кузену в Канаде. Там как раз наткнулись в ту пору на такую нефть. Итак, этот фермер из Пенсильвании решил, что наймется к канадскому кузену; смею заметить, он вовсе не был глупцом и не спешил продавать ферму, не заручившись другим доходом.