– А не стоит ли попробовать? – сказала Таня. – Если бы ты зашла к ней… возможно, она смогла бы помочь.
– Возможно. – Уверенности в голосе Рыжей не было.
Она кинула последние вещи в рюкзак и наполнила в ванной фляжку. Пока из-под крана наливалась вода, глянула в зеркало над раковиной. Красные от недосыпа глаза, худое, осунувшееся лицо. Вихры по-мальчишески торчат в разные стороны. Наконец она застегнула рюкзак и закинула на плечо. Пора было уходить.
Таня и Фабиан смотрели с крыльца, как Рыжая вышла за ворота поместья на грунтовую дорогу. Вскоре ее уже не было видно.
– Думаешь о том же, о чем и я? – тихо спросила Таня Фабиана.
– Если ты о том, что мы не бросим искать подвески, то да, – с чувством произнес Фабиан. – Я не могу сидеть просто так, когда моего отца держат в плену, – мы должны действовать.
– Тогда надо идти, пока бабушка и Нелл не проснулись. – Таня дотронулась до головы. – Как только они это увидят, игра окончена.
– Возможно, она уже окончена, – сказал Фабиан. – При Рыжей я не стал говорить, но, когда заходил к себе, чтобы уточнить дорогу до коттеджа Элизабет, обнаружил, что мои записи лежат не так, как раньше. Кто-то в них порылся.
– Пойдем прямо сейчас, чтобы нас никто не остановил, – предложила Таня.
Фабиан кивнул.
– Если поедем сразу в «Дорожный разбойник», то должны найти подвеску к тому времени, как появится Рыжая. Дождемся ее и узнаем, получилось ли у нее в коттедже.
– И все ли с ней хорошо, – закончила Таня. – А потом пусть все-таки объяснит, где, по ее мнению, последняя подвеска. Чтобы мы могли искать вместе.
Первый автобус до Кнука отправлялся сразу после восьми. Времени в запасе хватало, и Рыжая пошла до Тики-Энда пешком, чтобы заодно сэкономить денег. Посидела пять минут в автобусе, пока тот стоял на остановке, а когда тронулся – задремала, весь следующий час то просыпаясь, то снова погружаясь в сон. Когда наконец автобус дополз до Кнука, она пробормотала водителю «спасибо», вышла и зашагала вперед, надеясь, что идет правильно.
В деревне мало что могло бы привлечь приезжих. Кое-что выглядело даже постарше, чем в Тики-Энде, однако здешние обветшавшие строения по большей части были коттеджами, а магазинов и гостиниц, благодаря которым преуспевал Тики-Энд, явно недоставало. Остановившись у питьевого фонтанчика, Рыжая сверилась со схемой деревни на стенде и прикинула, в какую сторону двигаться дальше.
По ошибке она свернула не туда, долго возвращалась, но в конце концов оказалась в Сорочьем переулке, который искала. У нужного ей дома не было номера, только название. Фабиан предупредил, что за столько лет оно могло поменяться, но, по крайней мере, на старых картах только этот коттедж стоял обособленно. Остальные по переулку или были сдвоенными, или жались друг к другу, располагаясь в ряд.
– Коттедж «Жимолость», – бормотала она себе под нос. – Где же ты?
Рыжая еще не прошла половины переулка, как все вокруг стало казаться знакомым. У одного дома ее внимание привлек маленький пруд с уродливыми садовыми гномами, у другого – облезлые качели. Она вспомнила, что в последний раз, когда их видела, они были ярко-синими, свежевыкрашенными, теперь же краска облупилась. Рыжая знала эту улицу. Уже бывала здесь раньше. В окне позади качелей шевельнулась фигура, дернулась занавеска. Опустив голову, Рыжая пошла дальше. Воспоминания всколыхнулись в ее голове: ей пять или шесть лет, она едет по этой самой дороге в родительской машине и болтает ногами на заднем сиденье.
– Час, и мы уезжаем, – говорит отец. – А если попросит, чтобы Роуэн осталась ночевать, объясни, что у нас планы.
– Но ты же знаешь, она все равно продолжит просить. – Мама бросает на Роуэн досадливый взгляд. – Она всегда так делает.
– Тогда и мы продолжим говорить «нет», – отвечает отец. – Ей пора понять.
– Почему я не могу остаться у тети Примроуз? – рассеянно спрашивает Роуэн. Она только что увидела двух детей на садовых качелях. Так здорово, ей ужасно захотелось покачаться, но машина проезжает мимо, и детские мысли переключаются на что-то следующее.
– Роуз, дорогая, – поправляет мать. – Ей не нравится, когда ее называют Примроуз, помнишь?
– О да, – говорит Роуэн. – Мне нравится тетя Роуз. У нее рыжие волосы, как у меня.
– Конечно, ты можешь остаться у тети Роуз, – отвечает мама. – Только не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
– Ты всегда так говоришь, – канючит Роуэн. – Мне нравится ее дом. Нравятся все ее животные. Почему мы не можем тоже кого-нибудь завести?
Отец что-то бормочет, но ей не слышно.
На этом воспоминание закончилось, и Рыжая остановилась на небольшом расстоянии от единственного коттеджа, стоявшего в стороне от остальных. Коттедж был точно таким, каким запомнился ей много лет назад. Деревянная калитка, выкрашенная в бордовый цвет, и в конце каменной дорожки такая же бордовая дверь. Белые стены, которые в тени кустов и деревьев, окружавших дом, казались почти голубыми. Табличка на двери, разрисованная знакомыми красными ягодами – в саду они росли повсюду, – с названием: «Рябиновый коттедж». Это был дом тети Роуз.
Рыжую пронзил страх. Сколько она себя помнила, ее тетя жила здесь, и, оказывается, это был дом Элизабет Элвесден. За невероятным совпадением не могло не крыться нечто большее. Браслет привел ее именно сейчас и именно сюда не просто так.
Все занавески были раздвинуты, но Рыжая не осмелилась постучать в дверь. Ей нужно было как-то проникнуть незамеченной, а ведь даже неясно, дома ли тетя. Она рискнула и, проскользнув в калитку, обошла дом. С той стороны сад отгораживала вторая калитка, побольше, из кованого железа. На ней висела еще одна табличка: «Осторожно! Злые собаки, коза и гуси!»
Роуэн громко выругалась. Не из-за собак, а скорее из-за гусей, которых держала тетя. В детстве она очень боялась этих зловредных птиц, которые при каждом удобном случае щипали ее до синяков. Вглядевшись в заросший сад, в дальнем конце она увидела двоих – большого белого, которого звали Борис, и другого серого – кажется, Тибальта, который азартно гонял по траве маленькую коричневую утку.
Ближе к дому, рядом с сараем, что-то жевала старая серая коза с одним рогом. К счастью, она была на привязи.
Собак не было видно, и, подняв щеколду, она поняла, что их нет ни в саду, ни в доме – иначе бы уже залаяли. Судя по всему, Роуз повела их гулять, что давало прекрасную возможность попасть в дом. Рыжая прокралась в сад, тихонько закрыв за собой калитку. Она не волновалась, что ее заметят, – сад был закрыт от взглядов соседей. Нырнув под бельевую веревку, направилась к задней двери. Та, конечно, была заперта, но Рыжая не растерялась. Прошла по саду, заглянула под коврик, под горшки с растениями – повсюду, где тетя могла прятать запасной ключ, однако так и не нашла.
Позади раздалось шипение, Рыжая обернулась: к ней вразвалочку приближался толстый белый гусь.
– Вали отсюда, Борис! – буркнула Рыжая и попыталась увернуться, но птицу это не смутило. Быстро ущипнув ее за ногу, гусь отступил и загоготал, будто смеялся.
– Думаешь, смешно, ага? – Пока Рыжая яростно растирала голень, у нее возникла чудесная идея. – Давай-ка посмотрим, покажется ли тебе это забавным!
Она сняла с плеча рюкзак и вынула лисью накидку. Затем, надежно спрятав рюкзак под ближайшим кустом, надела ее и застегнула, позволив наваждению вступить в силу. Результат не заставил себя ждать и был очень приятным. Припомнив все нападения гуся, Рыжая не удержалась и даже немного потявкала.
При виде лисы Борис снова загоготал, на сей раз от страха, и поспешно ретировался в другой конец сада. Тибальт, который закончил преследовать утку и уже готовился тоже атаковать Рыжую, молниеносно передумал. Только коза невозмутимо жевала что-то белое, подозрительно похожее на панталоны. Довольная собой, Рыжая уселась посередине лужайки, но тут вспомнила, зачем сюда пришла. Нужно было попасть в дом.
В этот момент она услышала, как открывается боковая калитка, и ее осенило. Лисье обличье – идеальное решение, Роуз никогда ничего не заподозрит. Рыжей требовалось лишь сыграть на жалости своей