Я не виню своих родителей за то, что они развелись, – как, впрочем, и маму с отчимом. Но я получила столько же наставлений о том, как создать счастливый союз, как о том, как вести себя при встрече с гремучей змеей. В средних и старших классах у меня были две лучшие подруги; родители обеих были в разводе, обе находились под опекой отцов, и, учитывая факт, что оба развода пришлись на 1970-е, это много говорит о том, как плохо обстояли дела в семьях. Мы не были продуктами счастливых браков наших родителей; мы были плавучими обломками их семейных крушений. В доме мамы и отчима мы с сестрой были чем-то вроде военных трофеев. Еще в старших классах я решила, что не хочу детей. Мое несколько запутанное обоснование заключалось в том, что я никогда и никого не обреку на детство, особенно тех, кого люблю. Решение было окончательным.
Это вовсе не значит, что те, кто наблюдал, как родители совершенствуются в искусстве расставания, тоже непременно разведутся, как и то, что отпрыски счастливых родителей сами окажутся счастливы в браке. В качестве доказательства можете прочесть прекрасные, дополняющие друг друга мемуары Джеффри Вулфа («Лживый Дюк») и его младшего брата Тобиаса Вулфа («Жизнь мальчика»). Когда их родители развелись, отцу достался Джеффри, а мать забрала Тоби. Оба выросли в очень разных и одинаково чудовищных вторых семьях. Братья Вулф, не имея достойных примеров для подражания, оказались замечательными мужьями и отцами. Они самостоятельно выработали набор навыков порядочности и преданности. Очевидно, что не все для нас потеряно, но если и так, винить в этом стоит лишь нас самих.
Что подводит меня к разговору о моем первом браке – не счастливом, ради которого мы здесь собрались, а другом. Я бы с радостью не стала включать его в повествование, но никуда от него не деться. Вроде бы вот он – свадебный пир, а следовательно, конец истории, но мы еще даже толком не начали. На самом деле мы по-прежнему одни, в лесу, в окружении желтых мигающих глаз.
Мы с Деннисом познакомились в самом начале магистратуры. Я втрескалась в него и как-то раз пригласила к себе на завтрак. Поскольку мне не хотелось, чтобы выглядело, будто я зову его на свидание, я благоразумно позвала умную милую девушку по имени Джули, с которой тоже познакомилась в первый день занятий. С того завтрака они ушли вместе, и какое-то время были счастливой парой. Несколько месяцев спустя, когда их совместное счастье поиссякло, Деннис стал встречаться со мной. На втором курсе я переехала в его маленькую квартиру над гаражом. Благодаря двенадцати годам, проведенным в католической школе для девочек, и еще четырем – в колледже, где учились практически одни девушки, благодаря моей нервозности в вопросах, касавшихся мужчин и женщин, при вступлении в первые серьезные романтические отношения в жизни опыт у меня практически отсутствовал. Если бы это была дача показаний, я попросила бы занести в протокол, что очень плохо ориентировалась в ситуации, а все, что, как мне казалось, я знала, было катастрофически неверно. Скажем, Деннис виделся мне источником нескончаемых добродетелей, просто сам он был не способен их заметить. Я знала, что он веселый, умный и одаренный, хотя нередко выглядит этаким букой. Если я смогу показать ему самому, какой он замечательный, то открою его положительные качества и остальному миру. Его просто требовалось немного подлатать, и я была той, кто мог это сделать.
Можно было подумать, я родилась до Фрейда. Существовала, не имея даже зачаточных представлений о психологии, и под психологией я подразумеваю не терапию или анализ (то и другое сыграло важную роль в браке моих матери и отчима, но на детей эти услуги не распространялись), я говорю о простейших уровнях самосознания, которые можно нарастить, посмотрев выпуск «Шоу Опры» или прочтя пару статей в женских журналах. Есть женщины, которые хотят быть спасенными (прекрасный принц, белый конь), и женщины, которые спасают (Красавица, Чудовище). Если эти архетипы корнями уходят в сказочную страну, то можно с уверенностью сказать, что ничего нового я не открыла. Я думала, мужчины подобны домам: можно по дешевке купить один с потенциалом, отремонтировать – и ремонтировать на самом деле лучше, чем покупать дом в хорошем состоянии, поскольку в первом случае вы все можете переделать под себя. Короче говоря, я была идиоткой, впрочем, мне было всего двадцать два. Я была симпатичной и добродушной. Чем бы ни занималась, все делала в полную силу. Уже за одно это меня должны были ценить, однако дело обстояло иначе. Меня ни в грош не ставили.
Я не погрешу против истины, если скажу, что была несчастна с самого начала. Но способность ввязываться в несчастливые отношения была моим природным даром. Будь мне известно хоть что-нибудь об искусстве изящного расставания, я сделала бы множество людей, включая меня и Денниса, гораздо счастливее. Каждую неделю, каждый день, проведенный с ним, я усугубляла мою ошибку. Как я ни искала возможные выходы, не нашла ни одного. Опять же, будь у меня хотя бы мимолетный контакт, скажем, с последним выпуском «Космополитен», я бы поняла, что мир не рухнет, если я соберу вещи и уйду. Но Деннис казался таким грустным, а как я могу бросить того, кому грустно, тем более что его счастье – моя прямая обязанность.
Как-то раз летним вечером, когда мы гуляли у реки Айова, Деннис встал на колено, вынул кольцо с бриллиантом и попросил меня выйти за него. С тем же успехом он мог вынуть нож. Слово «нет» сорвалось с моих губ прежде, чем он успел договорить. И вот уже я стою на коленях, потрясенная всем тем, что только что произошло. Я могла бы войти в реку и утопиться. Я попросила у него прощения, и была искренна, но моя физиологическая реакция оказалась слишком явной, ничего уже было не изменить. Для нас обоих это оказалось сущей катастрофой, мы оба, каждый по своим причинам, смотрели в землю и дрожали. Мне было двадцать три, ему – тридцать. Мы никогда не говорили о женитьбе, а после этого случая уж и подавно. Я даже толком не взглянула на кольцо, на мгновение вспыхнувшее искрой и исчезнувшее вновь.
Прошло немало времени, мы по-прежнему жили вместе, еще несчастнее, чем прежде. Мы переехали в Нэшвилл, думая,