Хайле Селассие встал. Его глаза горели гневом, и он ударил кулаком по столу, отчего кубки задрожали.
— Вы забываетесь! — выкрикнул он. — Вы думаете, что можете диктовать мне условия? Я не покинул Абиссинию и не отдам корону никому! Убирайтесь, или я прикажу страже выгнать вас!
Тадессе поднялся, его осанка оставалась прямой, но голос стал тише, почти примирительным.
— Ваше Величество, — сказал он, — мы уйдём. Но знайте: без оромо и тиграи вы не удержите город. Итальянцы уже на подходе.
Микаэль тоже встал.
— Оромо не станут умирать за того, кто покидает нас, — сказал он, едва сдерживая гнев.
Зэудиту поднялся, его взгляд был холодным и непреклонным.
— Тиграи не будут сражаться за пустой трон, — сказал он. — Итальянцы захватят Аддис-Абебу, если вы не дадите нам лидера. Тадессе — наш общий выбор. Решайте, Ваше Величество.
Хайле Селассие шагнул к ним, его лицо пылало от ярости. Он указал на дверь, его голос поднялся до крика.
— Вон! — выкрикнул он. — Вы предали Абиссинию своими словами! Убирайтесь, и пусть ваш позор останется с вами! Моя корона останется со мной, и я не позволю вам диктовать, как править!
Вожди замерли. Микаэль сжал кулаки, его лицо напряглось, но он сдержался. Зэудиту обменялся взглядом с Тадессе, словно оценивая, как далеко можно зайти. Тадессе, однако, не отступил.
— Мы уйдём, Ваше Величество, — сказал он. — Но без нашей поддержки город падёт. Подумайте об этом, когда итальянцы войдут в Аддис-Абебу.
Тадессе поклонился, но в его поклоне не было почтения. Микаэль и Зэудиту последовали за ним. Дверь за ними закрылась, и император остался один. Он тяжело опустился в кресло, его пальцы дрожали. Гнев всё ещё бурлил в нём, но за ним следовала тревога. Он знал, что без оромо и тиграи армия не сможет сдержать итальянцев.
Хайле Селассие подошёл к карте, его пальцы пробежались по линиям фронта. Итальянцы были близко, их силы концентрировались у границ, и без поддержки вождей Аддис-Абеба могла пасть раньше, чем прибудет британская помощь. Он понимал, что их отказ сражаться — не пустая угроза. Их воины составляли костяк армии, и без них его силы были слишком слабы. Он задумался о том, как удержать город, но мысли путались. Уступить их требованию означало бы потерять всё, что он олицетворял как император.
Вечер тянулся медленно, и Хайле Селассие провёл его в одиночестве, обдумывая свои следующие шаги. Он решил сосредоточиться на укреплении города: усилить баррикады, подготовить ловушки для итальянских танков и распределить оружие среди тех, кто остался верен. Но в глубине души он понимал, что этого недостаточно. Он должен был удержать Аддис-Абебу, сохранить надежду и защитить свою корону, несмотря на гнев и сомнения, разрывавшие его сердце.
* * *
2 июля 1936 года в Асмэре стояла жара, несмотря на раннее утро. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, уже раскаляло пыльные улицы, а в штабе итальянской армии в Эритрее воздух был наполнен напряжением. Генерал Родольфо Грациани, командующий войсками в колонии, только что закончил телефонный разговор с Римом. Его собеседником был сам Бенито Муссолини, чей резкий и властный голос всё ещё звучал в ушах генерала. Дуче сообщил новость, которая могла изменить ход войны: император Абиссинии Хайле Селассие готовился покинуть Аддис-Абебу 9 июля, оставив столицу беззащитной. Британцы, стремясь избежать лишнего кровопролития и сохранить лицо в Лиге Наций, просили итальянцев не начинать наступление до 10 июля. В обмен они обещали ослабить дипломатическое давление на Италию. Муссолини был категоричен: приказ должен быть выполнен. Грациани, чьё честолюбие уже рисовало ему маршальский жезл, видел в этом не только политическую сделку, но и шанс войти в историю как человек, который взял Аддис-Абебу без единого выстрела.
Генерал стоял у окна своего кабинета, глядя на пыльный двор, где солдаты лениво чистили винтовки. Его лицо, обветренное солнцем Эритреи, оставалось непроницаемым, но внутри он ликовал. Победа была близка, и он уже представлял триумфальный въезд в столицу Абиссинии. Чтобы отметить это событие, Грациани решил устроить праздничный обед для офицеров в Асмэре 3 июля. Он обещал, что второй такой банкет состоится в Аддис-Абебе, когда город падёт к его ногам. Приказ о подготовке был отдан немедленно, и штаб зашевелился, словно разбуженный улей.
Полковник Витторио Руджеро ди Сангаллетто получил приглашение на обед одним из первых. Он сидел в своём кабинете, подписывая отчёты, когда адъютант принёс записку от Грациани. Витторио пробежал глазами текст, написанный красивым почерком, и слегка улыбнулся. Праздник в разгар войны? Это было в духе Грациани — громкие жесты, чтобы укрепить моральный дух и показать, кто здесь главный. Но полковник, привыкший видеть скрытые мотивы, чувствовал, что за этим фасадом кроется нечто большее. Грациани не просто праздновал — он утверждал свою власть, демонстрировал уверенность в победе. Витторио отложил записку и задумался о Десте Алемайеху, человеке, чьё имя всё чаще всплывало в разговорах, особенно с генералом Лоренцо Адриано ди Монтальто.
Лоренцо появился в кабинете Витторио ближе к вечеру, когда жара начала спадать, уступая место тёплому ветру. Его мундир, как всегда, был безупречен, но расстёгнутая верхняя пуговица и слегка небрежная улыбка выдавали расслабленное настроение. В руках он держал небольшой свёрток, завёрнутый в тёмную ткань. Закрыв за собой дверь, Лоренцо подошёл к столу и, не говоря ни слова, положил перед Витторио маленький стеклянный пузырёк с мутноватой жидкостью.
— Что это? — спросил Витторио, приподняв бровь. Его голос был спокойным, но внутри зажёгся огонёк настороженности. Он уже привык к загадкам Лоренцо, но этот жест был слишком неожиданным.
Лоренцо сел напротив, скрестив руки на груди, и его улыбка стала чуть шире, но в глазах мелькнула тень расчёта.
— Противоядие, полковник, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Выпей его за полчаса до банкета. И не спрашивай лишнего.
Витторио взял пузырёк, повертел его в пальцах, разглядывая жидкость на свету. Стекло было холодным, а содержимое казалось безобидным, но слова Лоренцо звучали как предупреждение. Полковник привык доверять своей интуиции, и сейчас она подсказывала, что генерал знает больше, чем говорит.
— Противоядие? — переспросил он, не отводя взгляда от Лоренцо. — От чего, генерал? От местного плохого вина или от чего-то посерьёзнее?
Лоренцо рассмеялся.
— От плохих вин в Асмэре противоядия нет, — ответил он, наклоняясь чуть ближе. — Но скажем так: этот банкет может стать… непредсказуемым.
Витторио молчал, взвешивая каждое слово. Лоренцо не был человеком, который говорил загадками ради забавы. Его намёки всегда имели цель, и полковник чувствовал, что за