Бок пронзило болью. Сталь врага вошла в тело, как в масло, после чего группа Свирепых окружила меня, а один из них, склонившись, дунул в лицо горьким порошком.
Тьма расширилась и глотнула меня целиком.
Очнулась я в чужом месте, в маленькой палатке. Над головой крутились, постукивая друг о дружку деревянные фигурки зверей, нанизанные на нить: волки, тигры, медведи и драконы.
Осмотревшись, я осторожно поднялась, спину и рёбра простреливало жуткой болью. Меня перевязали и переодели, словно кто-то пытался спасти. Я всё равно насторожилась, напряглась, волосы встали дыбом. Кто бы меня ни спас, у него могли быть свои причины поддерживать мою жизнь. Я должна сбежать. Немного отдышавшись, выглянула из палатки. Никого. По ощущениям близился рассвет, значит, я пролежала без сознания весь день и ночь. Враг мог унести меня достаточно далеко от замка альфы, на человеческих ногах мне не вернуться домой по снегу и без обуви, а трансформироваться я пока не рискну.
Костёр на небольшой поляне перед палаткой ласково потрескивал, рассыпая искры, но людей рядом не оказалось. Врагов тоже. Слабо представляя, где нахожусь – вокруг был густой непроходимый лес, заметённый снегом, – я внезапно поняла, что это единственный шанс сбежать.
Эссаха слабо дрогнула, вливая волчью силу. Я принюхалась и услышала по запаху своих. Недалеко. Километрах в десяти.
Я хотела перевоплотиться, но стигма, что всё ещё горела под кожей, и рана, что даже не затянулась, не давали сосредоточиться.
Что-то хрустнуло в стороне. Заметив движение и не дожидаясь появления чужака, я бросилась в лес. Босая, раздетая, раненая. Сколько бежала, не помню, но когда начала задыхаться, а кожа стоп онемела от холода, услышала позади настойчивый шорох и быстрые шаги, поэтому ещё прибавила скорости. Впереди снежный лес расступился, переходя в плавный спуск. Белую равнину, что расстилалась на много километров вперёд, перерезал чёрный канат обрыва.
Я рухнула в снег, обжигая кожу ладоней колючими льдинками, и обернулась через плечо. Кто-то пробирался сквозь чащу. Трещали ветки, свистел ветер в ушах. Я чуяла запах чужака.
Когда сквозь деревья показалась высокая грузная мужская фигура, я отвернулась, зарычала и воззвала к волчице. Перевоплощаться, когда ранен, нельзя, можно остаться зверем навсегда, но я должна бежать, чувствовала, что нужно.
Волчица была быстрее, чем человек, но она измотана и бежала, подволакивая одну лапу. Вылетев из чащи, я наконец поняла, где нахожусь. В соседнем районе, что ближе к северной границе, и до дома рукой подать.
Развернулась вдоль пропасти и побежала вниз к долине Войнэ. Морозный воздух раздирал грудь, но я бежала. Задыхалась. Спотыкалась о сухие кусты, рвала кожу об острые камни, что прятались в снегу.
Обернувшись, увидела позади вереницу алых волчьих следов и живую расширяющуюся полосу на горизонте, у подножия Улиги. Гора бросала густую тень на долину, морозила воздух, который словно стал плотнее.
Прищурившись, я рассмотрела на горизонте группу людей. На них были чёрные кожаные мундиры, серебряные накладки сверкали на плечах, белые плащи развевались на порывистом ветру и рассыпали за всадниками мелкую снежную пыль.
Инквизиторы! Но как они здесь оказались? Почему?
Зарычала, рванула в другую сторону. Звук разлетелся по долине раскатистым громом, а в спину полетели вопли и крики. Всадники сорвались с места, лошади чёрными пятнами скользили по белому снегу, быстро сокращая расстояние между нами.
Нет! Не сдамся!
Далеко с такой глубокой раной не убегу, но я перебирала лапами и рвалась вперёд из последних сил.
Навстречу, выплывая из снежного молока, вырвалась стая во главе с альфой. Папа жив, слава Шэйсу! Его золотистая шерсть поблёскивала в лучах холодного лотта. Отец привстал на задние лапы, поднял волчью морду к небу, завыл протяжно, отчего снег под его ногами вспучился, завертелся и лавиной покатился мне под ноги.
Папа в прыжке перевоплотился, возникнув из пены снега, как великан, и закричал:
– Прыгай, Мэйлисса! Ты сможешь!
И я прыгнула через стремительно крутящийся валун изо льда и камней. Кожа рвалась, кости трещали, боль раздирала тело. Я больше не могла удерживать сущность. Если не стану человеком сейчас, застряну в небытии навсегда. Выпала в холодную перину, обжигаясь обнажённым телом о наст, край валуна зацепил спину. Меня перекрутило несколько раз, набило рот холодным снегом, а потом я застыла около ног альфы. Слабо подтянулась на руках, приоткрыла тяжело веки.
Это ведь всего лишь сон. Повторяющийся старый кошмар.
Копьё с наконечником из рианца рассекло снежную дымку и, пролетев у меня над головой, пробило плотный мундир отца. Альфа рухнул на колени, перехватил древко, пытаясь вытащить его из груди.
Я развернулась к инквизиторам и, выкрикнув «Хииткаэль» оттолкнула всадников воздушным кулаком. Они отлетели на несколько метров, кувыркнулись в снегу, но тут же поднялись, будто их защищала магия посильнее, и вновь поскакали на нас. Их было трое. Кажется, те же, что и на казни Эри, хотя эти твари все на одно лицо.
Это вызвало мощную злость по всему телу. Я вздрогнула и, прижавшись животом к мёрзлой земле, впилась пальцами в снег, прочитала последнее, на что хватило сил:
– Интеритус максиэм!
Земля задрожала и провалилась под ладонями. Трещина зазмеилась вперёд и утащила в бездну всадников, а я больше не смогла двигаться. Упала лицом в снег и снова отключилась.
Глава 39
Мэйлисса
Папа склонился, притянул меня к себе, обнял, будто в последний раз, заставив подняться на колени, заглянуть в его большие глаза. Мне было плохо, плечо и живот терзало лютой болью, но я смогла тихо пролепетать:
– Зачем ты так со мной?
– Прости меня, дочь, но так нужно.
Чувствуя, как из тела уходит жизнь, я бросилась отцу в объятия и закричала от пронзающей боли.
И вдруг проснулась. Повозка мерно покачивалась, по свету, что проникал сквозь брезент, можно было понять, что уже далеко за полдень. Только неясно, какого дня.
Рядом лежал раненый отец. У него был сильный жар, повязка на груди окрасилась тёмной кровью, а я не владела лекарскими силами и не могла ему помочь. Кто-то перевязал его, хотя не особо успешно, потому что альфа стремительно угасал. Мою рану тоже обработали, сменили повязку, но и она окрасилась