Жестокий, жестокий мир… Не хочу его спасать.
От вещей Эри ярко пахло персиками, вызывая по всему телу протест и звон в ушах. Казалось, что дверь вот-вот распахнётся, и рыжая, цветущая и весёлая, залетит в комнату и начнёт снова пытать меня своими опытами и одаривать улыбками.
Слёзы поползли по щекам, и я невольно всхлипнула.
– Ты ведь знала, что она, – Алисия клацнула зубами, изображая хищника, – из этих, да?
Я промолчала, не повернулась, сильнее сжала тонкую ткань между пальцев. Волокна легко порвались, а я только сильнее заплакала. Слёзы капали на лиф праздничного помятого платья, которое я так и не сменила.
– Прикрывала монстряшку, да? А может, – девица встала, замерла за моей спиной и принюхалась к волосам, – ты тоже из этих? Мэйлисса ис-тэ… дочка мэра, шишка, видите ли… И ректора себе отхватила. Не многовато ли для тебя одной?
Я отстранилась, брезгливо поморщившись, убрала вещи Эри на свою кровать и, незаметно стерев злые слёзы, повернулась к ведьме.
– Что тебе нужно, Алисия?
– Ничего, – цокнула она языком. – Я просто жду свой портал домой, а ты не страдай, было бы из-за кого.
– Тебя забавляет это?
– О, – она вскинула ладони, тёмные рукава с кружевными вставками подлетели, будто вороньё, – ещё как! Наслаждаюсь твоей кислой рожей. Думаешь, кто вызвал инквизиторов? – Ведьма довольно расставила руки в стороны, а мне захотелось её задушить. – Я давно лекарку подозревала, всё словить не могла на горячем, а тут утром твоя рыжая вдруг гаркнула на меня, а её глаза стали ясно-золотыми и круглыми, как блюдца, спе-ци-фи-че-ски-ми. Я же ей ничего не сделала, а она меня чуть не сожрала. Недаром – монстр!
– Жаль, что не сожрала, – вырвалось у меня. Поджав губы, я перехватила вещи и пошла к выходу. Если останусь хоть на миг – убью тварь.
– Ты по мне ещё соскучишься, Мэйлисса, – бросила курва вслед.
– Сомневаюсь.
Хотелось вернуться, впиться зудящими от ярости ногтями в её злые, хоть и красивые глаза, вдавить их в пустую черепушку, с надеждой, что она навеки замолчит, но я шла вперёд, упрямо держала спину ровно и не посмела поднять на стерву руку. Не знаю почему. Наверное, ради семьи: папы, мамы, бабушки, сестры и брата, которых могла подставить, если бы выдала себя. Я связана обязательствами. Казнят меня – казнят всех.
Инквизиторы теперь проверят Линсов, и вряд ли из семьи Эрики кто-то выживет. Могут разве что бежать в дикие леса, только это и помогает оборотням, но сейчас и там опасно – всюду нечисть.
Портал встретил меня лиловым светом. Я обернулась в надежде, что Нариэн выйдет проводить. Что-то всё ещё тянулось к нему, незримо, невозможно, но болезненно-остро. Не знаю, смогу ли я снова посмотреть в его глаза, как прежде. И обижаться на него не могу, но и простить не смею, что ничего не сделал, не спас Эри…
Родные встретили меня тепло. Даже отец обнял за плечи, хотя первое, что спросил, – нашла ли я свою пару. А когда услышал, что я продлила срок метки, но истинный так и не явился, как-то облегчённо выдохнул и ушёл совещаться с Изу.
Эми настороженно зыркнула на меня и тоже поплелась за альфой, мама осталась сидеть за столом, глядя в спину уходящему отцу.
Сестра и брат горячо встретили меня у комнаты, обнимались, расспрашивали, что и как на учёбе, но я была так разбита, что не могла уделить им должного внимания. Попросила прощения, объяснив своё недомогание трудным перелётом, обещала рассказать всё позже и осталась в комнате одна.
Только тогда я позволила себе выплеснуть эмоции. Накрылась плотной пеленой тишины и плакала долго и громко, пока не закончились слёзы, а в груди не образовалась такая дыра, что можно увидеть рвущееся наружу сердце.
Я не знаю, как заставить себя идти дальше. Раньше мне помогала справиться с хандрой Эри, а теперь…
Первые сутки я отлёживалась в своей комнате и делала вид, что сплю. С рассветом уплывала в зыбкий сон, чтобы поздно днём очнуться помятой и измученной. Я отказывалась есть, ссылаясь на тошноту после телепорта, и не хотела никого видеть.
Эми всё-таки пришла на второе утро и присела на край кровати. Разгладила длинный балахон на коленях, в котором всегда ходила, и подняла взгляд.
– Мэй, я знаю, что Эрика для тебя много значила. Мы все сокрушаемся из-за этого горя, но… мы твоя семья, ты должна себя беречь. Свирепые несколько раз нападали, альфа еле удерживает границы и покой в клане. А ещё и Полог…
Я повернулась к бабушке и долго, не моргая, смотрела ей в глаза, а потом бросилась на шею и разревелась.
– Ну, тише, тише… мир ещё не пошёл во тьму, чего слёзы ронять? Все мы когда-нибудь уйдём.
– Но не так же, бабушка… – Я стёрла потоки слёз с лица, и взгляд зацепился за брошь, что лежала на тумбочке. Эми проследила за моим взглядом и мягко заулыбалась.
– Хорошая работа. Тот, кто это создал, очень любил тебя. – Её рука пригладила мои волосы, а я вдруг поняла, что столько глупостей наговорила Нариэну, когда уходила, что оставила его одного, почти обвинив в смерти Эрики. А ведь он первый почувствовал неладное, вытащил меня из толпы, спас от инквизиторов, закрывал собой от Эвера, даже крылья хотел раскрыть, чтобы я успокоилась и прекратила истерику.
– Эми… – взвыла я беспомощно, – я такая глупая, такая жестокая… Я его даже не обняла на прощание. – Наверное, в моих глазах читалось отчаяние, поскольку Эми подалась ближе, крепко сжала сухими ладонями моё лицо и прошептала:
– Ещё обнимешь, деточка. – Обняла меня, а затем резко отстранилась и, вытерев слёзы с моих щёк, убрала волосы на плечо. – Ты так выросла, Мэй. Такая взрослая стала. А сейчас расскажи всё. Особенно то, как ты, – бабушка запнулась, – невинность потеряла.
И меня прорвало. Почувствовала настоящее облегчение, когда сказала последние слова.
Бабушка всё это время сидела на кровати и внимательно слушала, но после моего «всё», встала и отступила к столику.
– Папа рвёт и мечет, Мэй, – сказала она, качая головой. – Да только что теперь? Нужно было раньше думать. С этой меткой сразу было