Князь спешился после чего отдал поводья подбежавшему к нему воину и направился к нам широким шагом. Выглядел Андрей Федорович лет на сорок, максимум. И вот чего у сильных мира сего не отнять, это их стать. Все были подтянутыми и крепкими.
— Василий Фёдорович! — голос у Бледного был довольно-таки звонкий. — Жив, слава Богу! Что тут у вас стряслось?
— Жив, Андрей, жив, — Шуйский опёрся на свой костыль, принимая объятия. — Да только не тати это были, а воины обученные. Новгородцы, представляешь, за мной аж на край княжества пошли.
Князь Бледный нахмурился.
— Новгородцы? Чем же ты их так обидел?
— Вот тоже хочу узнать. В Москву вернусь, — усмехнулся он, — и ты меня знаешь, я это дело так просто не оставлю.
Он прищурился, но пока эту тему больше не стал продолжать, после чего обернулся к сыну.
— Ярослав, подойди.
Княжич, слегка прихрамывая и опираясь на трость, приблизился. После чего был заключён в объятия.
— Мать и сестра так переживали, что со мной сюда собирались ехать.
— Отец, отпусти! — прошептал он. — Стыдно же. Воины смотрят.
— Да, плевать мне кто смотрит! Пусть завидуют! Мой сын крещение боем прошёл и остался жив и цел там, где многие вои, голову сложили.
Тем не менее князь Бледный отпустил сына, и тот, чуть покачнувшись, опёрся на трость.
— Нога? Как?
— Лучше, отец. Почти не болит. Хожу уже почти без хромоты.
В тот день домой мы не поехали. Вскоре к нашему лагерю подтянулись телеге с вещами, едой и… напитками. И следующие два дня мы провели в лагере, давая раненым окрепнуть. Князь Бледный и Шуйский почти всё время проводили вместе, то о чём-то яростно споря, то, наоборот, затихая на добрый час. Всё это происходило под бочонки пива, которых оказалось очень много.
У меня создалось впечатление, что князь Бледный просто воспользовался ситуацией, чтобы слинять из города, и по-человечески отдохнуть в хорошей компании.
Что могу сказать… я тоже пил пиво и кушал разные вкусности. Приехавшие с князем дружинники, получив разрешение от господина, ездили на охоту и вернулись с двумя убитыми козами.
Тем не менее я не забывал про раненых, и несколько раз на дню, обходил раненых, менял повязки, проверял швы. У Гриши рана на икре наконец начала затягиваться. Краснота спала, а гной больше не выделялся.
— Аккуратно, — предупредил я, когда он попробовал встать. — Если больно — сразу ложись обратно.
— Да належался я уже. — проворчал воин. — Все пьют, песни у костра поют, а я лежу…
Вдруг рядом со мной словно из неоткуда материализовался отец Варлаам. Он был знатно выпивший. И честно — после того, что он сказал, вернее, как он это сказал, почудилось что он тоже попаданец.
— Тренироваться больше надо тебе. В бою ранен ты был, потому что пота в учёбе с клином мало проливал.
И я нет, чтобы промолчать.
— На тёмную сторону лень ведёт!
— На тёмную стор… ЧЕГО? — нахмурился он, попытавшись свести брови к носу.
— Вы про что, батюшка? — сделал я вид, будто ничего только что не говорил.
— А… наверно почудилось, — сказал он, и, перекрестившись, пошёл дальше своей дорогой.
Наконец, на третий день мы тронулись в путь. На этот раз я твёрдо решил, что ни в какую телегу не полезу. Моя пятая точка ещё помнила прошлую поездку. Я оседлал Бурана, и это было чистое блаженство, ехать верхом, чувствуя под собой мощь животного, а не тряску деревянной коробки.
Дорога до Нижнего Новгорода заняла почти два дня и прошла на удивление спокойно. Я ехал немного позади, рядом с Ратмиром и Главом, и наблюдал за двумя воеводами. Они ехали в одной телеге, и их спор не утихал.
— О чём они спорят, как думаешь? — спросил Глав у меня, кивнув на телегу.
Я усмехнулся.
— По-моему им дай повод, — мои холопы улыбнулись, а я продолжил, — сами же видели последние дни — они всё время о чём-то разговаривали, спорили, смеялись и снова спорили.
— Так столько пить. — произнёс Ратмир. — Это ж сколько здоровья надо иметь?
— Ну кому-то с ним повезло, — сделал я жест головой в сторону Шуйского и Бледного, а кому-то нет. — повернулся я назад, где везли спящего и громко храпящего отца Варлаама.
Дорога шла через лес, потом вышла на открытое поле. Май был в самом разгаре, трава зелёная, птицы поют, но после произошедшего я не мог расслабиться. Постоянно оглядывался, прислушивался к любому шороху. Арбалеты были взведены, и хоть так портилась тетива, но я лучше потрачусь на новую, чем…
И к вечеру, второго дня мы подъехали к Нижнему Новгороду. Он ничем не изменился с последнего моего визита. Мы проехали по узким улицам, мимо лавок, постоялых дворов. Люди расступались перед нашим отрядом, с любопытством глядя на телеги и раненых.
Наконец мы остановились у большого терема, как я уже знал, резиденции-дома князя Бледного. Шуйскому выделили покои в главном тереме. И тот, не забыв про меня, попросил князя выделить и мне комнату в тереме. Бледный легко согласился. И что я могу сказать⁈ Жил я просто в царских условиях! Моих холопов поселили на воеводском дворе, окружённого частоколом, и, судя по их рассказам, о них там тоже хорошо заботились.
В Нижнем мы пробыли почти неделю.
И на второй день я случайно столкнулся во дворе с дружинниками из отряда Ратибора. Разумеется, всех их я знал, и мы тепло поздоровались, после чего перебрались в ближайший трактир, где я угостил их пивом, а заодно рассказал о своих приключениях.
— Друже, — обратился я к дружинникам. Пока мы пили я послал Ратмира и Глава за нашими трофеями. Тащиться с ними в Москву была так себе идея. Поэтому я решил воспользоваться ситуацией и прикупил телегу, к которой их подвёл, когда мы вышли из трактира. — Вот это, — я указал на кирасу, наручи и саблю убитого мной командира, — отвезите моему отцу. Скажите, от меня подарок. Остальную броню и оружие, прошу доставить на моё подворье, и передать кузнецу Доброславу. Он сам разберётся что и куда.
Дружинники с уважением посмотрели на доспех.
— Сделаем, Митрий, — кивнул старший.
— И ещё одно, — добавил я, доставая из мешка тот самый великолепный лук. — Вот это передайте тоже отцу. Только сразу скажите, что это не подарок. Вернусь, учиться буду из него стрелять.
— Ох, хорош. — сказал дружинник и я был с ним полностью согласен.
В общем мы вполне неплохо разошлись с ними. Они пообещали всё