С сеансами «психотерапии» я на время завязал. Народ на почве поиска элементарных товаров повседневного спроса: продуктов питания, сигарет, водки, стал слишком нервным, да и того, что я узнал про свои возможности мне, пока, было достаточно. Семья жила не за границей, как я всем говорил, а в городе-герое Москва.
Из квартиры на русской улице я на время съехал и обосновался в «свободной» не проданной кооперативной квартире на улице Надибаидзе. Это было поближе к управлению. Для охраны, оберегавшей меня круглые сутки, так было удобнее. Так мы более-менее спокойно просуществовали до девяносто третьего года.
В июне девяносто второго года Верховным Советом Российской Федерации была утверждена Государственная программа приватизации. Её целями называли формирование слоя частных собственников, повышение эффективности предприятий, соцзащиту населения и развитие социальной инфраструктуры за счёт средств от приватизации. В это время главой краевой администрации был избран Кузнецов Владимир Сергеевич, до этого бывший председателем исполкома Приморского краевого Совета народных депутатов, который приватизацией не особо интересовался.
А в мае девяносто третьего года своим указом президент Ельцин назначил губернатором Приморского края Наздратенко Евгения Ивановича, человека, вышедшего из структур золотодобычи, то есть — весьма предприимчивого и знающего, кхм-кхм, что-почём. С восемьдесят третьего года он возглавлял золотодобывающую артель «Восток», а с девяносто первого стал её президентом. Вот Наздратенко и поднял вопрос о нецелесообразности выделения квот на вылов рыбных ресурсов «Меридиану», по причине не отсутствия каких бы то ни было налоговых платежей. И государство мухой «приравняло» нас к обычным производственным предприятиям.
Потом Евгений Иванович стал склонять нас к «сожительству», предлагая поделиться экспроприированным, но мы отдавать «награбленное» не согласились. В это время все руководители крупных Приморских предприятий были членами объединения ЗАО «Приморская акционерная корпорация производителей» (ПАКТ), с помощью которой выкупали акции своих же предприятий по закрытой подписке.
Нам выкупать было нечего, но денег у нас было дохренища, вот они нас и охмуряли разными способами, как «ксёндзы» Адама Козлевича. Вот тогда-то мы и столкнулись впервые с братками Сергея Бауло.
Мы с Григорьевым возвращались из администрации Приморского края с очередных, ничем не окончившихся, переговоров, когда на площади Луговой нашу машину обстреляли из автоматического оружия. Я успел услышать, как следовавшая вслед за нами машина охраны ответила тем же, но по бандитам.
— Вот, сука, — пробормотал я, ощущая боль в спине и в груди, где по белой рубашке расплывалось красное пятно, и разглядывая только что образовавшееся отверстие в ней и в спинке водительского сиденья. Водитель тоже дёрнулся.
— Млять! — выругался водитель. — Как вы? Михаил Васильевич?
— Хреново, Валёк, — ответил я и потерял сознание.
Я долго находился в беспамятстве. Передо мной проплывали «пазлы» из моего и чужого «прошлого и будущего», складывающиеся в произвольные картины. Это было интересно. Очень интересно. Картины получались чёткие, красочные и живые. Кем я в них только не представлялся. Но везде, в конце концов, я рано или поздно умирал. Как понял, что умер и теперь.
Интересно ещё было то, что я чётко понимал, что умер, но почему-то я продолжал жить. Кто там сказал, «если я мыслю — значит, я существую»? Так вот, я мыслил. Я помнил, анализировал сделанное, прожитое и думал о будущем. Да, я думал о будущем, перспективы которого были неопределёнными. Неопределенными, но они, это я почему-то знал точно, были. Имели, так сказать, место. Ха-ха! Как это не странно, но я даже не потерял чувство юмора и любопытство, всегда выручавшие меня в прошлом.
Сколько я пробыл в таком созерцательном состоянии, не понятно. Категория времени мной была утрачена. Но почему-то мне не наскучивало смотреть «весёлые картинки». Наконец однажды во мне прозвучал голос:
— Выбрал?
Если бы я был живой, я бы конкретно вздрогнул, а может быть чего и похуже сделал от неожиданности.
— Что выбрал? — спросил я «неизвестно кого».
— Жизнь следующую выбрал? — спросил меня тот же «голос».
— Э-э-э… Следующую жизнь? Мою?
— Хм! Не мою же!
В «голосе» проявился сарказм.
— Извините, а кто вы? И какую я должен выбрать жизнь? Для чего?
— Хм! Я Флибер. Жизнь ты должен выбрать ту, в которой начнёшь новое существование в новом теле. Память вышибло?
Мне показалось, что некто, говорящий со мной, вздохнул.
— Извините, если досаждаю вам, но я, видите ли, впервые, э-э-э, перерождаюсь после смерти.
— В смысле, впервые? — почему-то удивился некто, назвавшийся «Флибером». И вдруг в его голосе проявилась тревога. — Э-э-э… А ты кто, парень?
— Кто-кто? Конь в пальто! — обиделся я.
— Ну, это понятно, — хмыкнул «голос». — А по жизни?
— По жизни…
Я назвался.
— Хм! — в голосе прозвучало сомнение. — Не сходится. Да-а-а… А я, тогда, как тут очутился, если ты не, э-э-э, первый, а чёрт знает какой?
— Но-но, ты полегче! — снова обиделся я. — Сам-то чьих будешь?
— Э-э-э… Да уж точно не твоих. Вот же ж… Закинула злая сила добра молодца в края далёкие, места не хоженые…
У меня по «спине» пробежали «мурашки».
— Ты это что? — со страхом спросил я.
— Да… Не знаю, что и сказать. Объяснять тебе, кто я и для чего предназначен, очень долго, да и не поймёшь ты с первого раза. А мне очень надо совсем в другое место.
— В туалет, что ли? — пошутил я.
— Хм! Смешно! Ладно, пока-пока!
— Пока, — сказал я, не понимая, что вокруг меня происходит и задумался о произошедшем. — Кто это меня посетил? Ангел Флибер. А такие бывают? Имя у него странное. Не ангельское. Тех библия называет Михаилом и Гавриилом. Память подсказывала про наличие ещё трёх: Абаддона, Абалима и Камаэля. Архангелов, — тех побольше: Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Селафиил, Иегудиил, Варахиил, Иеремиил. Флиберов среди ангелов и иже с ними я не помнил. Флибер у меня в памяти присутствовал, но он был что-то типа какого-то духа, помогающего перерождаться.
— Хм! — снова сказал «голос» и я снова едва не обделался, если бы мог.
— Ты, знаешь… Стучаться надо, когда в ходить изволишь!
— Это как это? — удивился «голос». — Как это ты себе представляешь? Тук-тук-тук?
— Хм! Тоже стрёмно. Что вернулся?
— М-м-м… Да я и не уходил. Не получилось уйти. Заблудился я.
— Что-о-о? — удивился я. — Где заблудился?
— Ты не поймёшь, — вздохнул «голос».
— Странный ты, — сказал я. — Ты начни рассказывать, может и пойму, а если пойму, может что и подскажу. Всё равно ведь делать ни тебе, ни мне нечего.
— А тебе, э-э-э, в этом состоянии разве комфортно? — удивился «голос».
— Нормально. Есть возможность подумать, порассуждать о вечном.
— Не дай… Тьфу ты! —