Сентябрь 1994 года.
«Доярку из Журавлевки», что, с завидной регулярностью, «доил» моих жильцов, я поджидал вечером у поворота на Журавлевку.
Напротив, меня остановился потрепанный «УАЗик», из которого выглянуло смуглое, усатое лицо.
— Сдохла таратайка? — усатый милиционер мотнул головой в сторону моего мотоцикла, на сиденье которого я демонстративно разложил пару гаечных ключей.
— Сейчас, наверное, заведу…- я встал в полный рост: — Что-то бензин с перебоями поступает…
— Ну ковыряйся, ковыряйся… — равнодушно кивнул коллега.
— А ты как здесь оказался?
— Так Судаков же пропал с концами. — напомнил «старлей» о пропавшем местном участковом инспекторе: — На меня его участок «повесили», а там оказалось столько нарушений, просто каждый день нарушают массово нарушают паспортный режим…
Я смотрел на усатое лицо участкового, волей судьбы оказавшегося при власти и погонах, в отличие от своих единоверцев, одномоментно ставших гражданами другого государства.
— Не боишься, что сдадут? — я усмехнулся: — Ты, как я понимаю, их по жесткому прессуешь, могут не выдержать.
— Да куда они денутся. — участковый махнул рукой: — Их дело — платить, а наше дело — доить. Я что, виноват, что мне второй месяц зарплату не платят, а у меня три дочери, пора старшую замуж выдавать.
Я сочувственно покивал головой, усатый участковый махнул мне рукой и со скрежетом включил передачу. Вездеход фыркнул и неторопливо свернул с асфальта на проселок, ведущий к Журавлевке.
Н-да, с отцом трех дочерей разговаривать бесполезно. Он инстинктивно будет хватать все деньги, до которых может дотянуться, и не отступит ни на шаг.
Наверное, я сделал глупость, но глядя на удаляющуюся корму машины участкового (поехавшего в мою деревню, за моими деньгами!), я не смог сдержать свои эмоции и начал делать глупости — сначала пнул носком по здоровенному булыжнику, после чего долго прыгал на месте, оглашая окрестные кусты злобными воплями… Ну, а затем, бормоча под нос проклятья, принялся бродить по кювету вдоль дороги в поисках орудия мести.
Тут вам было не тут, в те времена любой пустырь представлял собой просто Клондайк всяких металлических предметов и других полезных приспособлений.
Обратно участковый возвращался той-же дорогой, в опустившихся на землю, густых сумерках. Сильно задержался отец трех дочерей, видимо нарушители паспортного режима сильно не хотели отдавать кровные.
Звук двигателя милицейского «УАЗика» ни с чем невозможно спутать, поэтому я принялся торопливо закреплять второй конец натянутого стального троса вокруг ствола придорожной акации.
Я не собирался вредить лично жадному милиционеру, лишь нанести ущерб его машине, поэтому трос был натянут на уровне фар вездехода.
Удар по металлу, оборвавший короткий скрип тормозов, раздавшийся у меня за спиной недвусмысленно подсказал, что моя месть свершилась — участковый поздно заметил натянутый поперек дороги, серый от пыли, трос. Я прошел вдоль дороги метров пятьсот, оседлал спрятанный в кустах служебный мотоцикл и спокойно поехал домой — завывание троллейбусов, стремящихся поскорее вернуться в Левобережное депо маскировало характерное тарахтение двигателя «Урала» и я не боялся, что пострадавший участковый что-то заподозрит.
Городской Сельский РУВД
Результат своих усилий я увидел на следующий день — у ворот милицейского гаража стоял, зияя развороченной «мордой», давешний вездеход, а из полумрака бокса раздавались гневные выкрики участкового, старшего лейтенанта Кобоева, который густыми красками живоописывал всем, желающим его слушать, как он вчера чуть не лишился жизни. Зная жадность Кобоева, я сомневался, что он готов дать механикам деньги на ускорение ремонта и запасные части, а значит, как минимум неделю, он не появится в Журавлевке, больно далеко туда добираться без своих «колес».
— Громов! — я не успел вовремя смыться, и начальник службы участковых призывно махал мне с крыльца.
— Николай Владимирович, что-то хотели? — изобразил я любезную улыбку.
— Ты про выборы слышал? — ткнул в меня пальцем подполковник.
— Ну так…- замялся я: — Что-то такое слышал.
— Что-то слышал! — передразнил меня начальник: — Больше политикой надо интересоваться, Громов, а то в голове одна извилина, да и то от фуражки. Кроме пива и баб, ничто вам, молодежи, не интересно.
— Николай Владимирович, меня последние шесть лет учили, что милиция вне политики. Что-то изменилось? — я недоуменно развел руки.
— Иди, Громов. — буркнул Макаров: — А, стой! Короче, с сегодняшнего вечера, с восьми часов и до семи утра, три ночи дежуришь в избирательном участке поселка Садовый. Сегодня приедешь пораньше, познакомишься с главой избирательной комиссии, и приступай. И смотри мне, за все отвечаешь головой. Не дай бог, кто-то похитит избирательные бюллетени…
Я улыбнулся, представив, как ночью коммунисты или «зеленые» из партии «Кедр» проникают в помещение избирательного участка, взламывают сейф, а потом…дальше моя фантазия дала сбой. Я не мог представить, зачем коммунистам, которые в прошлом варианте моей жизни чуть не победили на выборах девяносто шестого года, будут похищать бюллетени.
Начальник как-то неправильно истолковал мою улыбку, очень грозно нахмурил брови и отправил меня на участок.
Частный дом в Тихом Центре Города.
Чем хороша работа милиционера — твоему начальству очень трудно тебя контролировать, особенно в период, когда сотовая связь отсутствует даже, как понятие. Естественно, я не поехал в поселок, а двинулся домой — Ирина должна была заехать на обед после встречи с избирателями. Передвигалась по Городу Ирина на машине, представленной областным отделением партии, да еще парочка молодых помощников ее сопровождала, но, когда я, услышав знакомый звук двигателя, выскакивал из калитки навстречу Ире, по лицу девушки я видел огромное облегчение — Ира продолжала бояться.
— Как наши дела? — я запер калитку, обернулся к замершей за моей спиной девушке и мое хорошее настроение камнем рухнуло вниз. Обычно зеленые глаза Ирины были темны, как ночь, губы подрагивали, но, не от страха, а от злости.
— Что случилось, милая? — я ухватил девушку за талию, преодолев ее попытку вырваться, прижал к себе.
Ира еще пару раз напряглась, но я не выпускал горячее тело, и тогда мне сунули в руку цветную листовку.
На качественной картинке была изображена кандидат в депутаты Городского собрания, доктор Ирина Михайловна Кросовская, запечатленная топлес, с аппетитом поедающая большой тортик с высокой кремовой шапкой, на которой было написано «Медицинский бюджет».
Я пару минут растерянно хлопал глазами, не веря, что оппоненты опустились до такого низкого черного пиара.
— Это еще не все. — Из сумочки появился еще один небольшой плакатик, на котором доктор Кросовская уже не ела. Она