Я с подозрением посмотрел на старого служаку, но тот покачал головой:
— Нет, если через морду не получается, придется через карман. Я собирался наградные с него снять за полгода, но такое дело — за весь год долой.
За цепочку, конечно, спасибо, но пойду-ка я домой. Гляну — не украли ли мою Леночку? Аньку, эту точно не украдут. Цыгане — народ умный, связываться не станут. Украдут — горя схватят.
Вечером прицепил к царским часам новую цепочку и продемонстрировал ее Кузьме. Котик, обрадовавшись легкой добыче, ринулся к игрушке, тяпнул одно из звеньев острыми зубками и разочарованно скривил мордочку. Не поддалась цыганская сталь кошачьим зубам!
[1] Не женщина, а черт с рогами
Глава 4
Пролом в крыше
— Ваше высокоблагородие, Иван Александрович, вам-то зачем лезть? — с тревогой и недовольством спросил пристав Ухтомский. — Сейчас человека пошлю, слазает, дыру замерит, все скажет.
Я только пожал плечами, посмотрел на старика удивленным взглядом — мол, как это без меня? — и взялся за перекладину. Проникновение совершено через крышу, надобно лично осмотреть. Посмотреть, пощупать, а не то, знаю я этих торгашей. Вдруг никакой кражи нет, а есть попытка получить страховку?
Сегодня ночью ограбили лавку купца Тугулукова. Чисто формально, с точки зрения закона, если похищение собственности совершено тайно, то это кража. Но купец, примчавшийся в полицейский участок ни свет, ни заря, орал, что его именно ограбили! Приказчик, открывший лавку с утра обнаружил, что внутри хозяйничал посторонний — кое-что из товаров пропало, люк, ведущий на чердак открыт, в крыше зияет дыра! Значит, преступник (или преступники)проникли в помещение сверху.
Центральная часть города Череповца застроена, в основном, двухэтажными зданиями. Первый этаж каменный, где располагалась лавка, второй жилой, деревянный.
Впрочем, имелись и одноэтажные здания — и лавки, и жилые дома. Лавка купца Тугулукова как раз и была одноэтажной. Здание, кстати, одно из самых старых в городе, год постройки едва не начала века. Построена основательно, крыша покрыта железом. Двери на ночь запирались, витрины забирались ставнями.
И лавка одна из самых богатых, потому что там продавалось оружие, патроны, и все, что потребно рыболову-любителю. Да, а еще всякие перочинные ножички. Помню-помню, как титулярный советник Виноградов украл на ярмарке сундучок с красивыми ножичками и пытался продать их купцу за сто пятьдесят рублей. Но, мало того, что украл, так попытался еще и меня подставить.
Но это все лирика, отстраненные воспоминания. А пока — «опергруппа, на выезд», что на практике означает — в лавку отправляется младший городовой, осматривается, на всякий случай материт приказчика (владельца материть не по чину), чешет репу и возвращается в участок. А там уже чешет репу сам пристав — нужно ли сообщать о случившемся судебному следователю, или нет? Не стоит ли вначале доложить господину исправнику, а уж главный начальник сообразит — вытаскивать ли Чернавского или рано? Потом решает — сообщать нужно. Значит, посылают за мной. Коляску не отправляют — у нас все в шаговой доступности. Пока лошадь запрягаешь — сам добегу.
Ухтомский думает — сколько ему человек с собой брать? Выбор-то не слишком большой — народ в разгоне или отсыпается дома. Значит, пристав отправляется сам, прихватив с собой пару человек.
Пока я собираюсь, они уже выдвигаются на позиции и начинают подворовой обход. Или стоят и ждут распоряжений судебного следователя.
И вот, наконец-то являюсь и я, собственной персоной (собирался минут десять, шел еще столько же), и для начала выгоняю из помещения и пристава, и городовых, и приказчика, а заодно и купца (тот что-то вякает — мол, надо товар проверить). Они, паразиты, уже и так мне все следы затоптали, а я и за эксперта-криминалиста, и за служебную собаку.
В общем — пошли все нафиг, пока я сам все не осмотрю, не обнюхаю, никому не лезть! И список украденного, вместе с оценкой ущерба, господин Тугулуков потом составит, попозже.
Осмотрел, зацепиться не за что. Если преступник вошел откуда-то сверху, значит, и я пойду тем же путем.
Когда поднимался услышал, как пристав вполголоса жалуется Спиридону Савушкину.
— Брякнется, с меня потом шкуру снимут.
— Чего это он брякнется-то? — заступился за меня Спиридон, недавно официально назначенный помощником Ухтомского, сдавший недавно экзамены на первый чин. Приказа нет, поэтому Савушкин пока ходит с погонами унтер-офицера, но скоро, надо думать, получит свой просвет и звездочку. Я его уже именую Спиридоном Спиридоновичем (ну почему такие имена-то некруглые?) и на вы. Пусть привыкает.
— Иван Александрович трезвый, а ухватистый, так покруче меня.
— Ухватистый-то ухватистый, да только вся крыша мокрая.
— Так невысоко тут падать, один этаж.
— Ага, невысоко. Он-то ничего, навернется (пристав сказал другое слово), не убьется, а у него девки… барышни, то есть, вредные, живьем сожрут на старости лет, — пробурчал пристав, а Спиридон Спиридонович хохотнул с пониманием.
А Ухтомский-то хорош гусь. Я решил, что старый хрыч, служака, то есть, обо мне переживает, а он боится, что его вредные девки сожрут. Анька — это понятно, эта может, но Леночка-то когда в эту категорию успела попасть? Милейшая барышня, учительница. Надо будет сказать, посмеемся вместе.
От смеха едва не поскользнулся — хватался за край крыши, а она, собака такая, вся мокрая. Лучше с крыши не падать. И авторитет пострадает, и здоровье. Авторитет важнее. Мало мне полена и печки, которую я затопил не открыв заслонку, станут падение с крыши поминать.
Этаж-то у этого дома один, только дом высокий. По меркам двадцать первого века — высота метров в семь, а это два в этажа[1].
Так, а я уже и на крыше. Тут есть поребрик, есть за что зацепиться, а что у нас дальше? А дальше дыра. Или отверстие?
Как бы написали в ориентировке в мое время? Написали бы так — «из лавки купца второй гильдии Тугулукова, методом пролома в крыше, неустановленными лицами[2]… похищены товары…». И перечисляем количество, указываем, что сперли. И сумму, на которую украли.
Черт бы побрал моего коллегу — трудовика, постоянно талдычившего в учительской, что дыра, она у нас, а отверстие либо в детали, либо в стене. Путайся теперь.
Значит, это у нас отверстие, размером — в длину четыре вершка, в ширину два. Или другие цифры? Четыре на два маловато. А чего голову-то ломать? Отверстие соответствует куску кровельного железа, снятого с крыши. И где этот кусок?
Отойдя к краю крыши, спросил:
— Антон