— Это потому, что вы уже старик, — пояснил сеньору оруженосец. — А я так сразу соглашусь в замок идти за какой-нибудь принцессой, если потом будут балы и дамы с гусями и вином.
— А это потому, что вы болван, фон Готт, — меланхолично заметил ему генерал. А ещё мог бы напомнить своему оруженосцу, что фон Флюген из того замка не вернулся, а Хенрик вышел оттуда без руки, да не стал.
«Бестолковая молодость… Ни черта плохого помнить не хочет, или не может. Не умеет…».
— А я у вас вечно в болванах хожу, — замечает молодой человек без всякой обиды. — Уж сколько от вас слушаю, что я болван.
— Это потому, что положение вашего разума неколебимая константа и учиться вы ничему не желаете. — Отвечает ему генерал, допивая пиво и вставая с лавки.
— Опять у вас эти книжные словечки, говорить языком людским вам не по нраву. — Фон Готт тоже встаёт.
— Я уж и так избегаю с вами, с людьми молодыми, умных слов, скоро совсем их позабуду. — Невесело замечает генерал и идёт к выходу из трактира.
Глава 11
Домой он приехал едва не голодным после такой-то трапезы, но от предложенного Марией обеда отказался.
— Поели, что ли? Опять у герцога? — Сразу с упрёка начала баронесса. Была она явно недовольна. — С семьёй-то вам пообедать зазорно, что ли? — Вот только недовольства её заключалось в том, что у герцога он обедал без неё.
— Я обедал в трактире, — отвечает барон, когда Гюнтер помогает ему раздеться. — И обед тот был дурен.
— Ну, вот, — сразу продолжает супруга, — с женой-то, данной Господом, вам обедать не захотелось, по кабакам подъедаетесь. А ведь дома всё есть, всё куплено, хорошее и свежее. И вино купили для вас, а вы деньги тратите, лучше бы подкопили бы жене на платье.
Баронессе всегда есть, что ему сказать. И в этот раз, наверное, она права, но Волков почему-то сразу вспоминает юного Сигизмунда Ханса. «Вот вам и любовь». Хотя принцесса Оливия, конечно, такой не будет. Он опускается в кресло.
— Господин, так вы ничего кушать не будете? — Интересуется Мария. — Может вина подать?
— А холодное ли? — Вяло интересуется генерал.
— Ну, как… — Мария его не радует. — Принесла, так в погребе держу.
— Хорошо, принеси на пробу.
А жена садится рядом, у неё к нему, конечно, есть серьёзный разговор, у баронессы к барону много имеется разговоров, и все один важнее другого, но начать она не успевает. Сыновья затевают новую драку из-за какой-то яркой тряпки. Крик и вопли быстро перерастают в плач.
— А ну, прекратите, Карл Георг! — Кричит на них Элеонора Августа. — дайте отцу отдохнуть. Барон! — Она кричит на старшего. — Барон! Да, что же это такое… Отдайте брату знамя! — И поясняет мужу. — Купила в лавке у галантерейщика. Теперь дерутся за него без конца.
— и после мать жалуется отцу на сына. — Он вообще меня не слушается!
Но тот и бровью не ведёт, он, отобрав у своего брата какую-то яркую тряпку, теперь что-то придумывает с нею. И уже направляется куда-то, хорошо, что его за руку на выходе ловит нянька…
— А-а-а… Отпусти, дура! — Орёт, что есть мочи неслух и при этом отбивается от няньки применяя всю свою силу. — Да, отпусти же…
— Барон, — рычит отец, ему самому не нравится поведение старшего. — Прошу вас подойти!
— А что? — Задирается сын и перестаёт биться. Но никуда не идёт.
— Да как вы смеете⁉ — Кричит на мальчишку мать. — Отец вас к себе требуют, идите немедля!
И лишь тогда Карл Георг барон фон Рабенбург нехотя подходит к отцу и тот выговаривает ему весьма холодно:
— Мне ваши выходки, порядком надоели.
Мальчишка молчит.
— Я уже устал от постоянных драк и криков. — Продолжает отец.
Сын лишь насупился и надул губы. Но опять ничего отцу не отвечает.
— Если же вы и впредь не будете слушать матерь свою, я обещаю вам, что по возвращении в поместье, прикажу учителю высечь вас, как следует. И имейте ввиду, матушка ваша, по своему обыкновению за вас не заступится, так как я ей то делать воспрещу. Вы поняли меня?
Тут Ингрид приносит ему на подносе бокал с вином, Волков берёт его… Вино и вправду не очень холодное. Пока он его пробует, Карл Георг молчит надувшись, и это уже сильно раздражает генерала. Когда он спрашивает, так закалённые воины, у которых баки и чубы в войнах побелели, так и те спешат ему ответить, а этот маленький негодяй дуется стоит.
— Извольте отвечать! — Рявкнул отец, да так, что не только оба сына перепугались, но и все женщины, что были в зале, включая баронессу, вздрогнули. — Вы меня поняли, барон?
И лишь после этого наглый мальчишка ответил отцу, выдавил из себя, или даже буркнул недовольно:
— Понял.
— «Понял, батюшка». — Сзади мальчишку щиплет мать.
— Понял, батюшка, — послушно повторяет тот, и от этой горькой обиды начинает «кукситься» перед приближающимися слезами.
— С глаз моих вон! — Всё ещё рычит отец, а ещё и вырывает у сына знамя.
— Ы-ы-ы-ы… — Заревел в голос молодой барон, которого теперь, без особых усилий, утаскивает нянька.
Волков же суёт отобранное знамя своему среднему сыну Хайнцу: играйте. Тот и рад, стоит веселится расправляя материю. И что же ему не быть дольным: знамя у него, обидчик, старший брат, наказан.
Баронесса тоже довольна: наконец отец уделил внимание детям. Волков же опять отпивает вина. В общем, если добавить туда холодной воды. То пить можно.
А тут уже поспело время, и главе семейства несёт дневное лекарство пунктуальный Гюнтер.
Барон выпивает капли. Они даже приятны на вкус. И почему-то вспоминает слова фон Готта. Те самые, в которых тот хотел славы среди придворных дам, а ещё ужинов у принца. И за эти глупости готов был снова лезть в замок какого-нибудь кровавого вурдалака. Нет, нет… Даже сейчас барон с ним не был согласен, пусть ему докучала жена и непослушные сыновья выводили из себя… Но, нет. Волков даже не хотел сравнивать его уютный и