Сам всё это время скромно отстоял в сторонке и даже в прохождении парадных колонн мимо трибун не участвовал. Проигнорировал. Решил лишний раз перед государем не маячить, не будить задремавшее лихо. Ну не по мне все эти высокие игры власть предержащих. Я и раньше старался обходить их стороной, понимал, что не моё это. Мне бы что попроще, среди облаков покрутиться, например, или автомобильчик какой-нибудь простенький замутить, с ноля собрать. Уж на это моих знаний и способностей хватит. Но все эти интриги уж точно не про меня, что отлично доказали недавние события.
После прохождения торжественным маршем парадный строй распустили, и уже бывшие курсанты прыснули во все стороны. Почти у каждого из них здесь были родственники или знакомые, специально приехавшие на торжество. Хватало и репортёров, суетливо шныряющих среди собравшихся с блокнотами или фотокамерами. То и дело сверкали вспышки, а чистый гатчинский воздух перестал таким быть и резал нос, настолько густо он перемешался с запахами сгоревшего магния.
Дальше состоялся торжественный обед с шампанским и обязательными в таком мероприятии выступлениями его императорского величества, великого князя и начальника школы. В общем, снова одни и те же лица, одни и те же слова, то же окружение, только места разные. Там площадь, здесь офицерская столовая. Ну да ничего, и столовая сойдёт, лишь бы зал был большой, и приборы начищены. Да и на те после нескольких тостов внимания никто не обращал.
А ещё Кованько умудрился с кем-то договориться и центральный стол, за которым восседали, по-другому и не скажешь, наши высокие гости, был украшен букетами свежих цветов. Оттого в помещении столовой витал тонкий цветочный аромат.
И это мероприятие я проигнорил. Решил пойти к себе домой. Официальную часть я вроде бы как не пропустил, перед Кованько засветился, даже кое-кого из бывших курсантов поздравил с успешным окончанием.
А по дороге меня перехватили мои личные ученики, Зайцев и Ефимов. Уже бывшие ученики, если точно. Причём у каждого из них с собой было по паре бутылочек игристого. Пришлось приглашать их к себе. Отказать было бы явить неуважение. И посидели мы такой хорошей компанией до самого вечера, за добрыми разговорами и за отличным вином. А там полыхнули за окошком фейерверки, ударили в небо салюты, и всё это великолепие вынудило нас выйти из дома и отправиться на звуки духового оркестра. Мы совсем забыли о праздничных гуляниях.
Там-то я и потерял своих собу… Г-м, товарищей. Один в толпе пропал, закружила его разудалая круговерть человеческих тел, другой кивнул виновато, показал глазами на стоящих чуть поодаль товарищей, активно машущих ему руками. Понятно, куда приглашают — пара корзин с выглядывающими из них бутылочными горлышками иного трактования намечающейся пья… намечающегося празднования не дадут. Ну да то уже не моё дело. Люди все взрослые, тем более праздник сегодня и впрямь не простой, поэтому не отпраздновать его должным образом грех. А с товарищами мы уже обо всём, что меня интересовало, переговорили.
И даже больше. Они всё-таки сделали то, о чём мы сегодня договорились — нашли и подошли к великому князю Александру Михайловичу каждый со своим предложением. И теперь имели полное право отпраздновать все сегодняшние события. Чую, это будут великие события. Но оценят их позже, а начиналось всё так…
— Поверь, Михаил Никифорович, великий князь тебя точно поддержит. Ты только не тушуйся и обязательно сегодня же обратись к нему со своим предложением, — наставлял я Ефимова, отодвигая в сторону наполненный бокал.
Потому что отлично помнил, кто был первым начальником Севастопольской офицерской школы авиации, и кто обучал там будущих пилотов.
— Где я и где Его Высочество, — сомневался мой ученик и придвигал бокал обратно. — Ну, подойду я, и что? Как же, станет он меня слушать.
— Станет! — наклонился вперёд и посмотрел Михаилу Никифоровичу прямо в глаза. Снова убрал бокал. — Главное, рассказать, заинтересовать. Михаил Александрович искренне верит в развитие воздушного флота, и ещё одна школа на Чёрном море близ Севастополя его точно заинтересует.
— Сомневаюсь, — медленно проговорил Ефимов и посмотрел на бокал, до которого уже не мог дотянуться, перевёл взгляд на товарища, мол, поддерживай давай.
Сергей Исаевич пожал плечами в ответ и потянулся уже за своим бокалом. Искоса покосился в мою сторону, словно опасался, пригубил игристое, глянул на товарища, поморщился из-за стрельнувших в нос пузырьков и неожиданно даже для меня ответил:
— Слушаю я тебя, Миша и думаю, а не подойти ли и мне к его высочеству с таким же предложением? Может быть, и в Одессе такую школу откроют? Почему бы и мне не стать таким же, как ты, начальником? — он замолчал и после короткой добавил. — Чем больше школ, тем лучше. Ты только представь, Миша, я и вдруг начальник. В Одессе.
— А чем ты хуже меня? — ответил со всей серьёзностью Ефимов. — Ничем. Летаешь ты хорошо, так что тебе прямая дорога других обучать. Вот только деньги считаешь плохо, всё больше тратишь. И ладно бы на себя тратил, а то всё на других. А так хоть заработаешь и уважаемым человеком станешь. А не клоуном на потеху публики, как его светлость говорит.
— Вот и договорились, — не дал разгореться словесной баталии. Да, про клоунов я упоминал, когда Мишу уговаривал. — Сегодня же и подойдёте к его высочеству!
Оглядел притихших товарищей и отобрал у них полупустые бокалы:
— А это вам больше не нужно. Нечего перегаром на великого князя дышать…
Вот так завершился наш разговор, празднество очень быстро сошло на нет, и мы принялись строить грандиозные планы на будущее. Пришлось пофантазировать, чтобы ещё более простимулировать товарищей, подстегнуть разыгравшееся воображение у обоих. Почему пофантазировать? Ну не буду же им правду говорить? Не поверят.
Потом вышли на улицу и, не сговариваясь, направились туда, где, по нашим прикидкам, было бы логичнее всего столкнуться с великим князем. А где это возможно? Где начальства больше…
***
Высоко над нами расцветали огни фейерверков, и столпившийся на площади народ, задирая головы, восхищённо ахал, когда над ними вспыхивал очередной огненный цветок. Я тоже постоял, полюбовался зрелищем, а потом тихонечко выбрался из толпы и пошёл к себе, по пути отвечая на приветствия и поздравления, отшучиваясь от благодарностей за науку.
Справа, на сколоченной к этому дню трибуне видно