– В приёмник-распределитель? Пожар? – голос у Митьки был таким же бесцветным и тусклым, как и глаза.
Он опустился на ближайший стул и с силой провёл по лицу рукой, словно сдирая с кожи липкую паутину. В кабинете повисло тяжёлое молчание. Митька тёр виски, хмурил брови, болезненно морщился, даже беззвучно шевелил губами. Наконец поднял на Дениса глаза, больные, как у побитой собаки, и виновато пробормотал:
– Не помню я, Денис Савельевич. Вот вы сказали, и у меня в голове как что-то щёлкнуло. Мужик какой-то перед глазами, у него в ногах куча тряпья валяется… И опять ничего не помню и не вижу. И башка трещит, как арбуз переспелый. Словно дятел изнутри по черепушке стучит.
Денис задумчиво кивнул:
– Не помнишь, значит… Не очень это хорошо. Мужик этот, возможно, связан с нашим нынешним делом.
Митька опять виновато поглядел на Дениса и шмыгнул носом:
– Я попробую… Только башка пройдёт, и я снова попробую.
Денис досадливо нахмурился. Он уже размечтался, наивный дурак, что сейчас Митька не просто вспомнит, что было десять лет назад, но и фамилию злодея назовёт. Надежда на Митькину память, конечно, оставалась, но следовало реальными фактами заниматься. А не прожекты строить.
Посылать Митьку Денис больше никуда не стал: а ну как свалится ещё где по дороге. Усадил за стол бумажной волокитой заниматься. Это тоже надо – дела в порядок приводить. А сам придвинул к себе справку по шёлковому обрывку и углубился в чтение.
Куску шёлка было ни много ни мало – лет триста! Так, во всяком случае, утверждал эксперт Игнатьев. Он досконально и подробно описывал причины, по которым сделал такие выводы. Тут было и о натуральных красителях, и об особом переплетении нитей, и даже что-то о Лионских ткацких мануфактурах, которые, по утверждению Игнатьева, появились в конце семнадцатого века, а структура ткани, предоставленной на экспертизу, явно более раннего производства.
А уж верить Игнатьеву можно. В этом Денис убеждался не раз. Даже Никифоров не решался оспаривать выводы Игнатьева.
Причём ленту отрезали от какого-то цельного предмета. Может, от платка, может, от шарфа. Отрезали не триста лет назад, а совсем недавно, дня два или три как, но не больше недели. Края отреза не успели обтрепаться. Резали одним лезвием. То есть не ножницами. Ножом или кинжалом.
Ещё обнаружились на ткани масляные пятна. Возможно, следы от использования духов, но за давностью лет это было сложно утверждать.
Денис тряхнул головой. Ему ведь казалось, что от ленты идёт неуловимый аромат. Так что, может быть, и не казалось?
Также Игнатьев писал, что хоть шёлк и древний, но степень износа у него маленькая. Словно его хранили бережно и в сухом месте, на ткани не было следов плесени, и она не была поедена насекомыми.
Денис задумался. Понятнее от выводов эксперта не стало, но на задворках сознания мелькнула какая-то мысль. Мелькнула и пропала. Он досадливо поморщился и решительно достал из стола чистый лист бумаги. Для начала надо было ещё раз систематизировать все факты с учётом вновь открывшихся обстоятельств. Денис по собственному опыту знал, что если всё записать, внести все «за», «против» и «может быть» в таблицу, то картина станет более чёткой. Да и, пока всё записываешь, и мысль может вернуться. Возможно, в ней и нет ничего толкового, но а вдруг?
Денис старательно чертил схемы, разнося все, даже самые незначительные факты в нужные графы.
Кто-то из сотрудников заходил в кабинет, что-то спрашивал, Денис мычал в ответ нечто невразумительное. А перед глазами меж тем выкристаллизовывалась почти цельная картина. В ней ещё не хватало нескольких кусочков, но многое уже становилось понятно. Не всё, конечно. И та самая мысль на задворках билась в клетке, но никак не желала выпорхнуть наружу, не давалась в руки.
По всему выходило, что если убийца Ковалёва и их Потрошитель – одно лицо, то это человек с прошлым. Тот, у кого есть раритеты, которым, получается, не менее трёхсот лет. Если только тот самый платок не попал к убийце случайно.
Пролистав дело до описания орудия убийства, Денис нашёл его схематическое изображение. Длинное, узкое лезвие необычной формы. Металл качественный, не новодел, возможно – старинное оружие.
Вспомнились слова доктора Берга: «Такие сейчас не делают, это вам не воровская заточка и даже не охотничий нож. Очень похоже на стилет».
Стилеты Денис на своём веку видел, даже что-то читал про них ещё в гимназии. Но за давностью лет и невостребованностью информации все сведения о них стёрлись из памяти. Самое правильное – обратиться к специалисту по оружию, лучше – к какому-нибудь музейному работнику. Стоило поискать, может, найдётся в городе какой-нибудь оружейник…
– Красивое лезвие. Я бы сказал, очень похоже на кинжал милосердия.
Денис вздрогнул от неожиданности. Он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как в кабинет вошёл вернувшийся из города Иванов.
– Мизерикорд. Итальянский кинжал, вернее, стилет. Им добивали раненого противника, избавляли от предсмертных мук, – Иванов говорил скорее не для Дениса, а отвечая на немой вопрос в глазах Митьки. – Интересно, гарда у этого стилета какая?
А вот про Митьку Денис и забыл совсем. Тот совсем извёлся, занимаясь ненавистной рутиной.
– А ты и в холодном оружии понимаешь? – сдержать лёгкий сарказм Денис не смог, да и не хотел, положа руку на сердце. – Ты прямо кладезь всевозможных талантов и умений.
Иванов сарказм уловил, но не обиделся, а усмехнулся и доверительно сообщил, понизив голос почти до интимного шёпота:
– А ещё я крестиком вышиваю и пеку изумительные оладьи из картофельного крахмала.
Денис задумчиво перечислил:
– Старинный итальянский кинжал, старинный французский платок…
Вдруг показалось, что при его последних словах Иванов болезненно скривился и непроизвольно дёрнулся. Скорее всего, действительно показалось, потому что через секунду тот был снова невозмутим и ядовито насмешлив. Денди в белом кашне. Эстет и циник. Что-то в этой характеристике было не так.
Денису вдруг стало зябко. А ведь именно такая характеристика соответствовала и психологическому портрету Потрошителя. Да и такого красавчика, как Иванов, любая гражданка к себе подпустила бы, даже если лично не знакома.
Он тут же одёрнул себя: ерунда в голову лезет. Как тогда, с пальто Владлена. У Иванова, в конце концов, идеальное алиби. Его не было в N-ске на момент первых убийств. А когда убивали Алевтину Матросову, так тот вообще в