В помещении было несколько человек в знакомой форме, но толком Денис ничего рассмотреть не успел. Ему резко заломили руки за спину, не давая вытащить оружие. Впрочем, он и не собирался этого делать – заранее знал, кого увидит. Его ткнули носом в жёсткую столешницу, и кто-то прижал рукой шею, не давая повернуть голову.
– О, товарищ Ожаров собственной персоной, – глумливый голос раздался у Дениса над самым ухом, и тут же в нём прорезались нарочито грозные нотки: – Отпустить товарища старшего уполномоченного Уголовного розыска!
Денис выпрямился, потирая плечо и огляделся по сторонам. В квартире Рыкова полным ходом шёл обыск. Вещи из ящиков были вывернуты прямо на пол, раскрытые книги валялись вперемешку с гнутыми вилками и застиранными кальсонами. По выщербленным доскам ровным слоем были рассыпаны какие-то крупы, в воздухе медленно кружились перья. Одно из них спланировало прямо на петлицу с тремя ромбами стоящего напротив Дениса человека.
– Привет, Никифоров, – насмешливо прищурился Денис, – а давно на простые обыски начальники губернских отделов ГПУ ездят?
Никифоров недовольно поджал губы и отрывисто бросил:
– Товарищ майор НКВД, а не ГПУ.
Денис вскинул бровь:
– Что, и аттестация уже была?
Никифоров недовольно поморщился, но промолчал. Приказы из Москвы приходили в N-ск своевременно, но вот исполнение их иногда затягивалось. Впрочем, особо гусей дразнить было ни к чему. Так-то Денис знал, что теперь они с «товарищем майором НКВД» номинально служат в одной структуре, но фактически выходило так, что, сидя в одной лодке, они зачастую гребли в разные стороны.
Вот и сейчас Дениса очень занимало, что Никифоров и его люди делали в квартире подозреваемого Рыкова. Он уже открыл было рот, чтобы вежливо спросить, какого хрена тут происходит, как Никифоров опередил его. Качнувшись с пятки на носок, так, что новенькие хромовые сапоги вкусно хрустнули, тот небрежно бросил:
– А что делать, товарищ Ожаров, если Уголовный розыск спит и мышей не ловит. Вот и приходится нам самим изолировать опасных преступников, которые город больше месяца в ужасе держат и советских товарищей женщин как овец режут. Припозднились вы что-то с арестом, хорошо, что мы не дремлем, а то так бы и скрылся злодей от правосудия.
Дениса очень интересовало, как Никифоров узнал про Рыкова и попал к нему в квартиру раньше опергруппы, но спрашивать об этом было бесполезно. Не скажет, только дальше ёрничать будет.
Денис молча кивнул, принимая информацию, и перешёл сразу к главному:
– А где сам Рыков?
– А где ему быть, как не на Фрунзенской, в изоляторе? – Никифоров явно наслаждался и всем происходящим, и самим разговором.
– А почему там? А не в Домзаке15? – Денис нахмурился. – У него же уголовная статья.
Никифоров явно ждал этого вопроса. Он прищурился, затвердел лицом и жёстко сказал, прямо глядя Денису в глаза:
– Это вы так думаете, товарищ Ожаров, а вот у нас совсем другое мнение. Считать эти преступления чисто уголовными – политическая близорукость. Хотя…
Глаза Никифорова блеснули холодной сталью, в комнате повисло многозначительное молчание. Будь на месте Дениса кто-то помладше, чуть слабее характером, например, тот же Митька или Владлен, впечатление Никифоров бы произвёл сильное. А Денис хоть внутренне и подобрался от нехороших слов Никифорова, но лишь сухо спросил:
– Я могу присутствовать на допросе задержанного?
– Присутствовать – можешь.
Улыбка майора НКВД очень напоминала оскал зверя, но Денис сделал вид, что не заметил. Всё происходящее вообще очень напоминало дрянной любительский спектакль. От демонстративного «задержания» самого Дениса – до пафосных, политически выверенных речей Никифорова. Но с волками жить – по волчьи выть. Раз он волей или неволей ввязался в эту игру, то надо делать вид, что играешь по правилам банкующего.
– Я людей тогда в отделение отпущу, пусть текучкой занимаются, – Денис говорил нарочито по-деловому, словно осознавал всю серьёзность происходящего и степень доверия Никифорова.
Никифоров кивнул:
– Давай, а потом мы с тобой сразу на Фрунзенскую поедем, тут и без нас закончат.
В изолятор они ехали молча. Никифоров будто потерял к Денису всякий интерес, сидел в машине серьёзный и хмурый, только изредка поглядывал на него из-под насупленных бровей, словно решая про себя какую-то непростую дилемму.
На КПП Денису предложили сдать оружие. Это было по правилам, но Денису почему-то не хотелось расставаться со своим наганом. Однако деваться было некуда, он молча выложил перед дежурившим сотрудником кобуру и повернулся к наблюдавшему за ним Никифорову. В глазах энкавэдэшника мелькнуло что-то непонятное, какая-то тень. Или это Денису уже мерещилось?
В допросную Никифоров с ним не пошёл, сославшись на вдруг откуда-то взявшиеся неотложные дела. Словно отвечая на недоумение в его глазах, Никифоров равнодушно пожал плечами:
– Не переживай, допрос вести будет опытный сотрудник. Да сам увидишь. Я немного попозже подойду. Не успеешь соскучиться.
В маленькой допросной пока никого не было. Денис огляделся. Ну, допросная как допросная. Стол, три стула. Один для сотрудника, напротив стола – для допрашиваемого. И третий возле стены. Как раз для стороннего наблюдателя. Ничего нового или удивительного тут не было, но почему-то стены давили на него, хотя боязнью закрытого пространства Денис никогда не страдал. Он непроизвольно поёжился, было здесь не то чтобы неуютно – какой ещё уют в политизоляторе? – а жутко. Даже ему, который не задержанный, а представитель власти. Но именно сейчас и именно здесь Денис отчётливо понял, насколько тонка грань между той и этой стороной. Невольно прошиб озноб, захотелось немедленно уйти и больше никогда сюда не возвращаться. Но он подавил минутную слабость и уселся на стул, стоящий у стены. Закинул ногу на ногу, какое-то время тупо пялился на носки своих сапог, потом глубоко вздохнул, задержал на пару секунд дыхание, выдохнул и достал из кармана пачку верной «Комсомолки».
Просидел он в кабинете не меньше получаса. То ли «коллеги» хотели, чтобы он проникся атмосферой, то ли просто забыли про него, но Денис успел выкурить папиросину, решить, что пора отдавать сапоги в починку, покурить ещё и задуматься о вечном, прежде чем дверь открылась и конвоир ввёл Рыкова.
Денис с интересом оглядел предполагаемого злодея. Лицо породистое, неглупое, но при этом какое-то затравленное, в глазах пустота и почти обречённость. А ещё от него странно пахло, отталкивающе. И дело было даже не в перегаре или немытом теле