А вот когда его рядом не оказывалось, то Настя опять становилась разговорчивой и очень задорной девчонкой. Которая и посмеяться может, и пошутить, и про серьёзное поговорить, если надо. Санёк не уставал удивляться: надо же, такая красивая, но умная. И нос особо не задирает, по-простому со всеми общается. Может общий язык найти и с мотальщицей с комбината, и с учительницей французского языка из бывших. Даже со слесарем жилищного товарищества, хмурым мужиком в кирзовых сапогах и устойчивым сивушным запахом, о чём-то очень непринуждённо щебетала. И дети к ней липли, и кошки об ноги ластились.
Санёк с удовольствием бы с ней поближе пообщался, на фильму какую сводил, но по приказу столичного следователя от Насти ни на шаг не отходил один из милиционеров. Парень с простоватым деревенским лицом в армейском бушлате явно с чужого плеча и не подходящем ему по размеру. Санёк даже не особо запомнил, как его зовут. То ли Васька, то ли Ванька, а может и вовсе – Федька. Но парень постоянно таскался за ними, не спуская с Насти глаз и не отставая ни на шаг. Молчал, сопел и вздыхал, но Настю сторожил исправно. Даже под дверью в уборную её ждал. Даже немного обидно было: что, Санёк сам не смог бы её защитить, если бы нужда возникла?
Санёк и сам не заметил, как стал для Насти хорошим приятелем, интересным собеседником, даже почти другом, которому тонко, с милой улыбкой и совсем не обидно дали понять – на большее, чем вот такое товарищество, рассчитывать не стоит.
Было немного досадно, почти как тогда, с Алькой Матросовой, или даже – чуть-чуть сильнее неприятно, потому что сердце Насти было занято не банальной, но вполне себе объяснимой жаждой красивой жизни, как у Альки, а романтическим увлечением. И кем?! Санёк бы понял, если бы хозяином девчачьих грёз стал импозантный Иванов. Ему Санёк точно не конкурент, но ведь Настя млела при виде Ожарова, в выцветшей гимнастёрке, с неизменной папиросой в зубах, от которого доброго слова никто никогда не слышал. Да, Ожаров – герой, конечно же, но не красавец, если не сказать наоборот!
Впрочем, Санёк был бы не Санёк, если бы долго расстраивался из-за девчонки. Даже такой, как Настя Окунева. И вообще, нечего глупостями голову забивать. Это неважно сейчас. Не до пошлых сантиментов и вздохов под луной.
Чтобы успокоить себя и утешить своё самолюбие, которое всё же слегка пострадало от равнодушия Насти, Санёк, недолго думая, отправился к Зиночке.
Вот уж кто ему был рад в любое время. Санёк сидел в светлой тёплой комнатке с вязаными салфетками на тумбочке и розовым абажуром под потолком и искренне наслаждался жизнью. И дело было вовсе не в котлете по-киевски, которую Зиночка готовила по особому рецепту специально для Санька – с начинкой из телячьих мозгов, и даже не в шкалике марочного коньяка, которым с Зиночкой поделилась товарка из прокурорской столовой, или, во всяком случае, не только в них. А в том особенном свете, которым лучились серые глаза Зиночки при взгляде на него. В ласковых ладонях, нежно скользивших по его груди, в чуть грубоватых от чистки овощей пальцах, перебиравших его кудри, во всей атмосфере неги и покоя в этом маленьком, принадлежавшем только ему мирке. И даже не важно было, что это, в принципе, ханжество и мещанство. Об этом не думалось, пока рядом была Зиночка.
– Насморк у тебя никак не пройдёт, потому что мёрзнешь постоянно. – Зиночка, только что выбравшаяся из кровати, тёплая, мягкая, розовая, пренебрежительно тыкала пальчиком с коротким ноготком в его видавшее виды пальто. – Давно надо новое купить!
Санёк сыто и довольно потянулся и рывком сел на постели.
– Кис, охота тебе всякой ерундой голову забивать, – белозубо улыбнулся он ей, – иди сюда лучше.
Но Зиночка от его рук увернулась, накинула на плечи цветастый платок и упорхнула за шкаф. Чем-то там прошуршала загадочно и через минуту торжественно положила ему на колени объёмистый свёрток серой бумаги, перевязанный бечёвкой. От свёртка вкусно пахло новой вещью, магазином и немного – праздником.
Санёк растерялся. Ему редко дарили подарки, если только друзья газетчики на день рождения новый блокнот и бутылку водки, которую они все вместе тут же и распивали. А чтоб вот так, ни с того ни с сего… Он сглотнул неизвестно откуда взявшийся ком в горле и хрипловато спросил:
– Что это, Зиночка?
Она горделиво подбоченилась и нетерпеливо притопнула босой пяткой:
– Тебе! Чтобы не мёрз! Ну, разворачивай, померить надо. Вдруг не подойдёт…
В свёртке оказалось новое зимнее пальто с коричневым цигейковым воротником, тёплые вязаные перчатки и модный клетчатый шарф.
– Но… Откуда? – Санёк растерялся: пальто было явно новое и стоило как две его зарплаты.
Зиночка легкомысленно махнула рукой и защебетала, блестя глазами:
– Повариха сыну купила, а ему мало. Там такой лоб вырос, я тебе скажу. А у меня отрез шерстяной лежал, по случаю купила несколько лет назад. Хороший такой, заграничный. Хорошо, что моль не побила. Но цвет – бордо. Куда мне бордо? А поварихе в самый раз, у неё лицо – что твоя свёкла, и так красная! Я с ней поменялась с доплатой. Тебе на день рождения решила подарить. Но он только в марте, а в марте пальто уже без особой надобности. Ну, я заранее и дарю! Будешь мерить или нет?
Санёк провёл пальцами по гладкому прохладному меху и вдруг почувствовал, что в глазах у него стало горячо-горячо. Чтобы скрыть свои чувства, он быстро соскочил с кровати, напялил на голые плечи тяжёлое ватное пальто и повернулся к зеркалу, стоящему в углу комнаты. Видок у него, конечно, был ещё тот!
Волосатые худые ноги и цигейковый воротник смотрелись вместе очень уморительно.
Он хрюкнул, чувствуя с облегчением, что комок в груди медленно тает, уступая место безудержному веселью. Стоящая рядом Зиночка смешливо хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
Они смеялись и смеялись, потом упали на пол, прямо на новое пальто и снова смеялись, а потом – жадно и горячо целовали друг друга. И снова было радостно и тепло. И не нужна оказалась никакая Настя Окунева.
***
Лекции с женщинами продолжались. Каждый день они ходили по домам, объясняя, советуя, настаивая. Где-то их встречали спокойно и серьёзно, а где-то – с трудом скрывали раздражение от глупых причуд милиционеров.
Дня через три они с Настей и Федькой-Васькой-Ванькой вышли из