— Он же твой… друг?
Я прыснул.
— Силантий-то? Возможно, но он скорее мой верный слуга. Он сам осмелился предложить мне «дружбу», еще век назад. Сказал, мол, всю жизнь мечтал изучать магию, и лучше умрет, чем уйдет ни с чем. Уселся у дверей в мою обитель и ни шагу в сторону. Сначала я хотел его сжечь, но мне стало интересно, сколько этот дурачок продержится без еды, воды и под дождем, а там лило как из ведра. В итоге он выдержал неделю — потом его впустила Дарья, и отвела ему должность помощника библиотекаря. Мне же он показался таким забавным, что я разрешил ему остаться.
Секретарша, тем временем, схватила баночку с дихлофосом и пытались сбить Ивана на лету. Тот не давался.
Похлопав глазами, Марьяна фыркнула.
— Какой же ты…
— Какой?
— Жестокий.
Я пожал плечами. Иным мне никогда быть не приходилось.
— Силантий прошел проверку на прочность, и он до сих пор жив, — сказал я. — Не потому что ему «повезло», а потому что он такой, каков есть. Мир же еще более жесток. Вот возьми того же Силантия. Он, еще будучи юнцом, нигде не мог найти пристанища: в допотральную эпоху все носители дара были отщепенцами. В то время магией владели единицы, не то, что сейчас. Таких как Силантий жгли на кострах, топили в болотах и сажали на кол. Это была эпоха… рыцарей.
Меня передернуло. От самого этого слова отдавало кислятиной. Иронично, что теперь я сам сир Обухов.
— Знаешь, сколько этих странствующих идиотов за все время пыталось влезть в Башню и убить меня? И нет, не потому что я якобы разорял селения или массово похищал женщин. Они лезли ко мне просто, потому что у меня есть золото. Ну, сколько? Есть идеи?
Марьяна задумалась.
— Эээ… Десять? Сто?
— Возможно, и больше, — ответил я. — Каждый раз, когда я сжигал очередного нахала, залезшего в мою обитель, я ставил на стене зарубку. А еще их доспехи…
Марьяна поежилась.
— Хорошо… А бабушка? Она тоже тебе была не нужна?
— Это другое. Твоя бабушка — одна на целом свете.
Скрипнула дверь, и там показался клерк, и был он отчего-то бледнее обычного.
— Прошу-с!
Поднявшись, мы прошли в кабинет директора. Там было темно — все шторы отчего-то были задернуты, но пустое место над рабочим столом просматривалось вполне четко. И да, королевская физиономия там отсутствовала.
Зато на полу была разбросана целая куча бумаги. Все ящики тоже валялись на полу, и среди них ползал какой-то мужчина с седеющей бородой.
— Где же… Где… — бормотал он, хватая то одну, то другую бумажку. На нас он даже не взглянул.
Едва войдя в кабинет, мы тут же увидели второго человека. Он сидел на диване, скрытый тенью, недвижимый, словно скульптура. Столкнувшись с ним глазами, я внутренне выругался.
Это был Инквизитор.
В ту же секунду дверь за нашими спинами захлопнулась и только тогда хозяин кабинета поднял на нас свои маленькие глаза. Он тут же принялся ерзать по карманам, а затем цеплять себе на нос очки.
— Ищи-ищи, не отвлекайся, — сказал Инквизитор с дивана. — Это не по твою душу…
Он встал и подошел к нам — точно брат-близнец Лаврентия, такой же лысый и неприятный, но чуточку ниже. Лицо же пересекал тонкий шрам. Одного уха не было.
— Иван Обухов, я полагаю? — улыбнулся он так, что шрам сделал его лицо еще более угрожающим. — Марьяна Васильевна…
И взяв девушку за руку, он поцеловал кончики ее пальцев.
— Меня зовут Григорий Шарапов. Кажется, вы знали моего коллегу, Лаврентия?
— Было дело, — ответил я, замечая, что в кабинете есть еще кто-то. Он сидел за рабочим столом, отвернувшись к камину. — Нам бы обналичить чек, и…
— По распоряжению директора банка, все чеки на n-ую сумму проходят через дирекцию. Верно, Людвиг Феофанович?
Мужчина, ползающий у наших ног, затряс головой. Вид у него был такой, будто вот-вот, и он сойдет с ума от страха.
— Ищи-ищи, опись ведь у тебя, да?
Тот быстро закивал.
— А вы присаживайтесь, — сказал Григорий, указав нам на кресла напротив стола. — В ногах правды нет.
А сам вернулся на свой диван. Прямо за нашими спинами.
Нам ничего не оставалось как сесть — и стоило нашим спинам коснуться обивки, как хозяйское кресло начало поворачиваться.
— Сир Обухов, сир Попова, — и перед нами появилась та, кого мы здесь и не чаяли встретить. Черные волосы свободно рассыпаны по плечам, темное платье без единого выреза, алые губы, на глазу все та же черная повязка.
Это была сама Магистр. Доминика Кирова, что так «ласково» в народе называют Домной.
На столе перед ней лежал мой чек.
* * *
Где-то в переулке.
Кот Василий спрыгнул с забора и пошел вдоль мусорных баков, гордо распушив хвост. Все окрестные обитатели помоек тут же брызнули в разные стороны — они знали, что с этим хвостатым шутки плохи.
Огромный надкусанный кусок колбасы, лежавший посреди переулка, звал Василия. Но, сделав пару шагов, кот встал как вкопанный. На другом конце переулке показался новенький.
И был он каким-то странным. Красный, светящийся и полностью круглый. К тому же он совсем не боялся Василия — двигался себе, перекатываясь с одного гладкого бока на другой, и прямо к колбасе.
Василий не терпел подобного отношения к своей персоне. Выйдя шару наперерез, он угрожающе зашипел.
Шар же, сверкая отполированными боками, покатился вокруг Василия. Кот, возмущенный до кончиков усов, отпрыгнул в сторону, и два непримиримых соперника закружились вокруг колбасы. Показались зубы и когти. Урчание сменилось шипением. По шару же прошлась цепочка магических разрядов.
И должно быть, не избежать им кровопролития, но в переулок прытко забежал какой-то мужчина. В руках у него был сачок.
— Вот и ты! Не уйдешь!
Закричав, он вскинул сачок и кинулся вперед. Прыжок, и он попытался поймать то ли Василия, то ли кота, то ли колбасу, но только распластался вдоль мостовой. Сачок полетел в одну сторону, а шар в другую. Кот же, радостно урча кинулся в третью — колбаса была в его зубах.
Мужчина, осоловело хлопая глазами, поднял голову. Шар уже был на выходе из переулка.
— Не уйдешь… — прошипел он. — Титул будет мой!
Но не успел мужчина броситься в погоню, как сзади