— Ты что наделал, гений? — сухим тоном, лишенным всяких эмоций, спросил Милар.
Ардан, вытерев испарину, подошел поближе.
— Все должно было сработать… — он листал свой гримуар, то и дело возвращаясь к печати, которую только что начертил. — Я трансмутировал реверсивные рунические связи переложив в них базовые свойства отравления, так что взаимодействие с Лей-полем должно было быть минимальным. И обезболивание должно было… Ahgrat.
- Меня начинает несколько напрягать, господин маг, что я постоянно слышу от тебя эту смесь чихания с кашлем.
— Трансмутация затронула и обезболивающий контур вместе со всеми массивами тоже, так что они оказались выключены из уравнения и не подключены к внешнему Лей-полю… — Ардан почувствовал, как его сердце совершило вояж по самым отдаленным участкам тела и не особо спешило возвращаться обратно. — Я немного напортачил.
— Немного⁈ — чуть было не взревел Милар, указывая ладонью на Мшистого. — Это, о Вечные Ангелы, по-твоему, немного?
— А ты думаешь, что я после первого курса Большого и полугода с Аверским теперь могу вылечить раны, оставленные древним вампиром⁈ — Арди окончательно, как выражались ковбои на ферме Полских, отпустил вожжи и тоже начал говорить в полный голос. — Я даже не понимаю, что конкретно я сейчас сделал!
— А как ты тогда, проклятье, это в принципе сделал⁈
— Ну как-то сделал! — Ардан, встав рядом с Миларом, точно так же указывал на застывшего Мшистого. — Видишь! У него больше нет следов отравления!
— Да у него и следов жизни тоже особо-то и нет!
— Я слышу, как бьется его сердце!
— Просто от возмущения твоей узколобостью!
— Моей узколобостью, Милар? А кто решил в одну ночь и к Ночникам поехать и к Древнему Вампиру⁈
— А мне что, надо было это все опять растягивать на пару месяцев, чтобы потом Кукловоды и Полковник растягивали наши… места. Которыми ты, господин маг, иногда думаешь вместо головы!
— О, ну да, конечно, наверное, именно поэтому мне пришлось заключать сделку с непонятно кем, чтобы вытащить эти ваши места из передряги!
— А если бы пошел сразу с нами…
— То может быть все были бы мертвы…
— … может мы бы с тобой придумали более умную стратегию…
— … которая закончилась бы очередными взрывами и штрафами…
— … далеко не факт.
Кто знает, как долго продолжалась бы накипевшая у обоих перепалка, если бы не хриплый, едва слышимой голос Мшистого.
— Хватит собачиться… будто муж с женой… езжайте в гостиницу… раз у вас такие отношения.
Милар с Ардом, так же синхронно, повернулись к Мшистому, убедились в том, что тот ровно дышит и даже вращает глазами, после чего посмотрели друг на друга.
Одновременно напарники протянули друг другу руки.
— Погорячился, Ард. Та еще ночка.
— Прости, что не сдержался, Милар. Беспокойная ночь.
И снова кашель.
— О… я сейчас прям расплачусь… встать помогите, господа.
Кое-как, общими усилиями, им удалось поставить на ноги стонущего, окровавленного, местами похожего на переваренную свеклу, военного мага. Тот даже сумел найти в себе силы, чтобы отряхнуться и просипеть:
— Посох мне подай, студент.
Понимая, что обращаются именно и к нему, Ардан, растративший не особо длинный запал нервов (он никогда не умел «отпускать вожжи» дольше, чем на несколько секунд. И то, крайне редко), спокойно передал свой Милару и наклонился за стальным орудием Мшистого. Хотя в руках конкретно этого мага, посох скорее оружие, причем во всех смыслах. Холодная сталь Эрталайн, со множеством выгравированных на ней печатей, обожгла ладони Арда непривычным и незнакомым ощущением.
И он не мог сказать, что то ему сильно понравилось. Родная ветвь Алькадского дуба была ему как-то милее и краше этого безумного дорогого, явно качественно и куда более подходящего для военного ремесла образца Лей-технологий.
А вот Мшистый, только взяв в руку свой посох, шумно втянул воздух носом и ударил волшебной сталью по камням площадки. Под их ногами вспыхнула печать диаметром едва ли не в два с половиной метра, и одновременно с ней прямо с потолка, кружась в неторопливом танце, упали сотни белоснежных голубиных перьев.
Накрывая собой площадь не меньше двадцати квадратных метров, заклинание разом захватило всех пострадавших. Перья касались их измученных и израненных тел, растворяясь белоснежной дымкой, втягивающейся внутрь кожи.
— Когда придете домой, вам надо будет очень много есть и так же много пить, — уже вполне себе здоровым и даже свежим голосом, произнес Мшистый.
Ардан слышал, что говорил майор, но никак не мог отвлечься от того ощущения, что вызывали волшебные перья. Будто нечто мягкое, очень нежное и столь же знакомое, родное, коснулось его кожи. Но не снаружи, а изнутри. Разлилось мягкой патокой по всему телу, заглядывая в самые уставшие и израненные уголки измученной плоти. И там, посреди тянущей боли, появлялось спокойствие. Как если бы пить густое, горячее какао, только не ртом, а ранами.
Арди посмотрел на те места, где у него недавно запеклась кровь (спасибо предкам из числа матабар). Корочка отвалилась, обнажив розовую кожу.
— Повышенная регенерация, — прошептал восхищенный Ардан. — За счет Лей и собственного ресурса организма. С множественным выбором свободных целей… Целительская магия Розовой звезды.
— Кроме меня остальные пострадали от кинетики, — пояснил Мшистый, слезший с плеч напарников и подошедший к своим подчиненным. — Хватит валяться друг на друге, будто снова решили попытаться пожениться, бездари.
С майора резко сошла все его напускная учтивость и вежливость. Нисколько не заботясь о благополучии сержанта и капитана, он без всяких сомнений пнул обоих мыском своих тяжелых ботинок. Парела застонала, но уже вскоре сползла с Клементия, который, кажется, очень не хотел открывать глаза.
— Темный Желтый маг Тазидахана потрепал тебя в прошлом году куда сильнее, чем этот мертвяк, Клементий, но если ты настаиваешь на дополнительных тренир…
— Так точно, начальник! — вытянулся по струнке Клементий, весьма курьезно смотрящийся с абсолютно целым и свежим лицом и отсутствием ран, но при этом в изорванной и потрепанной одежде. — Никакого желания дополнительных тренировок.
— А вот и зря, — совсем как зверь, сверкнул клыками Мшистый. — Значит всем отделом отправимся на выездной полигон в качестве отпуска.
Ардан будто видел перед собой двух разных людей. Один Мшистый — вполне себе обычный, вежливый, немного задумчивый господин, которого с легкостью можно было причислить