Но все это мысли завтрашнего дня.
Ардан спешил в раздевалку, чтобы смыть с себя пот, надеть костюм и постараться успеть на премьерное открытие Концертного Зала Бальеро. Успеть к Тесс.
Глава 56
Автомобиль, проталкиваясь сквозь едва-едва движущийся поток транспорта, почти замершего у широкого шлейфа мощеного тротуара, наконец нашел свободное окошко, куда и юркнул резвой пташкой.
Водитель дернул рычажок нехитрого механизма, отсчитывавшего пройденный километраж.
— С вас восемьдесят четыре ксо, — усатый, немного дерганный и весьма неговорливый извозчик оповестил Арда.
Чуть не крякнув от услышанной цены, юноша отсчитал нужное количество монеток (благо в кошельке нашлось без сдачи) и, звякнув теми в железный ящичек, прикрученный к дверной стойке, поблагодарил за поездку. Выходя на улицу, Арди ненадолго зажмурился. Но на сей раз не от света софитов, поставленных на высокие столбы, а просто — от света.
Район модников и модниц, поэтов и музыкантов, художников и скульпторов словно пытался опротестовать права ночного, серого, почти грязного, осеннего неба Метрополии. Он сиял окнами домов, светил лампами десятка фонарей и метал лучи немного рассерженных фар, недовольных тем, что им мешают не только собратья-автомобили, но и многочисленные пешеходы, тянущиеся в сторону Концертного Зала Бальеро.
Разноцветной рекой, в костюмах и платьях, в шляпках и цилиндрах, в туфлях и ботинках, с тростями и широкими подолами, в вечерних коктейльных платьях или же в строгих мундирах — кто во что горазд, публика двигалась к зажегшейся посреди улицы звезде.
Ардан уже прежде видел здание, относительно недавно выкупленное у города Артуром «Пижоном» Бельским, но сейчас, когда с того сняли строительные леса, стянули страховочные сети, очистили от грязи и мусора, оно предстало совсем в ином облике. Не просто воздушном и легком, а как если бы человеческий гений возомнил, что может выкрасть у летних небес самое красивое из кучевых облаков. Выкрасть, спустить на землю и уже здесь облачить в каменное одеяние, дабы похищенный небесный странник уже больше никогда не вернулся обратно.
Из стекла и камня, с арочными окнами-витражами, сиявшими ярче всей улицы вместе взятой. Они нависли над бесконечным балконом, где толпы молодых людей пили игристое вино и размахивали руками и бокалами, приветствуя толпу гостей, отвечавших им взаимностью. А над их собственными, беззаботными и веселыми головами, простирал длань арочный фронтон, украшенный медным барельефом в виде музыкальных инструментов и самих музыкантов. И два симметричных акротерия, расположенных друг напротив друга, в виде волшебных Муз эпохи Старых Богов, которые сжимали над своими прелестными головами зеркала, отражавшие их лики.
Карниз оказался опутан барельефом в виде нотной грамоты, плавно опоясывающей здание, извиваясь вдоль эркеров, куполов и множества окон, занимавших большую часть несущих стен. И даже пилястры, призванные удержать вес, казалось бы, и вовсе невесомой конструкции, выглядели не просто рассеченными колоннами, а чем-то изящным и не таким бросающимся в глаза, как обычно. И если присмотреться, то венчающие их аканты представали в образе лиственных крон, создавая иллюзию мраморных деревьев, проросших из стен.
Но все это меркло по сравнению с лившимся с крыши волшебными тропами плотного, будто осязаемого света, вуалью накрывавшего половину улицы, дотягиваясь практически до перекрестка и площади.
Здание сияло не только снаружи, но и изнутри.
Арди, забывшись, хотел поправить шляпу, явно накренившуюся после того, как он мотал головой во все стороны, но… пальцы нащупали только пустоту.
Ах да…
Он пока так и не привык…
Стараясь не пускать в сознание тяжелые мысли, Ардан обогнул общую очередь на вход и, зайдя с другой стороны здания, примыкавшего к тесной, технической улочке, отделявшей Концертный Зал от соседнего, причем жилого дома, подошел к неприметному входу.
И если около парадного гостей встречали высокие швейцары в дорогих мундирах, блестящих черных козырьках своих коротких шляп, то здесь задумчиво курил сигарету один-единственный человек. Мужчина лет тридцати, с проседью, несколькими шрамами на лице и немного топорщащимся бортом пиджака. Ардан уже достаточно повидал таких людей, чтобы сходу определить бандита, прячущего в поясной кобуре короткий револьвер малого калибра.
— Чего надо? — грубо и нетерпеливо спросил не то вышибала, не то один из «мускул» Пижона.
— Ард Эгобар, — представился юноша. — я к…
— А, ты, — махнул рукой бандит и, придерживая сигарету зубами, открыл неожиданно тяжелые двери. — Проходи. Место свое знаешь?
— Нет.
— На второй этаж поднимайся, там это… вход в ложи, — столь же неожиданно подробно и, в какой-то степени, учтиво, продолжил бандит. — Найдешь дверь с… как его… номером. Вернее — без номера. Демон ногу сломит в этих мульках всех… В общем, дверь там будет. «Ложа для семьи и друзей», вот. Тебе туда.
Ардан уже потянулся пальцами, чтобы прикоснуться к поле шляпы и таким образом поблагодарить, но…
— Спасибо, — пришлось сказать ему.
Бандит только пожал плечами и продолжил курить. Ардан же прошел по тесному коридору, пропахшему чем-то не очень свежим и, скорее всего, имеющим отношение к мусору. А учитывая, что чуть вдали, за несколькими дверями, открывавшимися в обе стороны, располагалась кухня, то выходом пользовались для самых разных нужд.
Минуя ненужные ему повороты, Ардан добрался до узкой лестницы и, уже вскоре, оказался на первом этаже. Здесь пол сиял свежим лаком, прячущим под собой узкий паркет, а на стенах вишневые панели чередовались с яркими лампами и зеркалами. Народ же, цокая каблуками, шурша платьями и брызгая смехом и вином, разбредался по дверям, ведущим в разные части партера. Одной из самых дорогих секций.
— Вы уже слышали недавнюю сенсацию? — спрашивал франт в дорогом, приталенном костюме у своего товарища и спутниц, в блестящих, коктейльных платьях, которые более сдержанные члены общества назвали бы эпатажными и, может даже, похабными.
Арди слышал об этом от Тесс. Современная мода не устраивала старшее поколение, выросшее на принципах, что отсутствие корсета и пышного подола, прикрывавшего не то, что икры, а лодыжки — являлось проявлением варварства и распущенности. Но все чаще и чаще женщины появлялись в обществе в нарядах, которые еще полвека назад сочли бы ночной робой.
— Какую же, дорогой Мадромир? — прикладываясь к фужеру, спросила девушка, шляпку которой заменяла шелковая повязка с вышитым на ней узором из речного жемчуга и украшенная пером.