Я в удивлении вскинул левую бровь. Григорьев нахмурился.
— Кхм! Что-то я передовицами заговорил. Кхм! Так! Со всей этой своей кашей сам разбирайся. Только знай, я буду против любого захода любых судов. Если что, пусть летят самолётами Аэрофлота через Хабаровск.
— Спасибо, Константин Александрович! — искренне воскликнул я.
— А со всем остальным иди в крайком. Мы поговорили уже с первым. Он не против. Ты, кстати, в курсе, что он знает про твои связи с его дочкой.
— Да, когда это было? — скорчил я невинную физиономию.
— Не знаю, что там, но он спрашивал про тебя. И даже не про тебя, а про твою личную жизнь.
— И что вы сказали? — с замиранием сердца спросил я.
— Что ты жениться собрался. На нашей девушке. Он всё про Японию расспрашивал. Про твои там, э-э-э, родственные отношения. Пришлось немного рассказать. Он был сильно удивлён, но одновременно ему стала понятна инициатива губернатора Токио. Он сейчас согласовывает предложение японцев в ЦК.
Григорьев потёр виски.
— Ох и накрутил ты, Михаил. Замесил тесто…
— Когда по шельфу решение примут? — спросил я.
Григорьев снова нахмурился и как отрезал:
— Не докладывают. Тут ещё одна новость. Кхе-кхе… Прилетает Судоплатов, Павел Анатольевич. Помнишь мы про него говорили?
— Помню. Чего вдруг? — удивился я.
— Не знаю. Сам скажет. Он в переговорной ждёт.
Григорьев показал пальцем вниз.
— О, как, — подумал я. — Значит, разговор будет серьёзным. Охмурять станут?
Григорьев нажал под столом кнопку и в кабинет зашёл его секретарь.
— Пусть проводят на минус третий, литера «А».
У меня по коже пробежал морозец. Я, то точно знал, что литера «А» не была «переговорная». Предок работал в этой «конторе» многие жизни и знал про это здание почти всё. Не совсем всё, да, но почти.
И, да, литера «А» на минус третьем, — это не была переговорная. Но мы туда и не зашли, а просто постучали. Из камеры-одиночки вышел Павел Анатольевич и я его узнал. Он посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся и, кивнув сопровождающему меня офицеру, взял меня под руку. Капитан оставил нас в коридоре.
— Вижу, вижу, что узнал и меня, и эту камеру. Помнишь, как мы тут с тобой, хе-хе-хе, разговаривали?
— Я-то помню, Павел Анатольевич, а вот откуда вы помните, то, чего помнить не должны?
— Пошли в «нумера», — сказал и хихикнул Судоплатов.
Мы вернулись к лифту и, показав пропуск, Судоплатов нажал на стрелку вниз.
— Вот это другое дело, — подумал я, увидев, что генерал нажимает кнопку «-5».
Мы вышли из лифта на подземную железнодорожную платформу и сели в трамвайный вагон с вагоновожатым. Я не удивился. «Нумера» — это было не в этом здании.
Ехали мы долго и ехали в юго-восточном направлении. Потом вышли из вагона и прошлись по тоннелю прямо по рельсам. На заводе в бухте Улисс на причале ждал катер, который вывез нас из акватории порта и увёз на остров Скрыплёва. Вывез, высадил на уходящий в море пирс и отошёл примерно на милю. Ближе в полуострову Басаргина.
— Рассказывай, — сказал Судоплатов, — глядя мне прямо в глаза.
— Сколько стоит славянский шкаф? — спросил я.
Судоплатов фыркнул.
— 28–70, — сказал он.
— Ого! — сказал я.
— Угу! — с вызовом произнёс ещё один попаданец. — Дурацкий пароль и дурацкий отзыв.
— Какой есть. Что наскоро придумали, с тем и работаем. Не каждый день отправляем засланцев в прошлое.
Я смотрел Судоплатову в глаза и дерзко улыбался. Я был горд, что у меня тогда всё получилось. Не у меня, конечно, а у «предка», да, какая теперь разница.
— Ну, иди сюда, я тебя обниму, — произнёс герой-разведчик и расставил руки.
Я шагнул к нему и сам его обнял.
— Это ваша какая жизнь? — спросил я.
Павел Анатольевич удивлённо вскинул брови и потёр не бритый с утра подбородок.
— Вопрос не совсем понятен. Ты, вроде, отправлял меня на второй круг. Вот, его и доживаю. Имеются варианты?
— Имеются, Павел Анатольевич.
— О, как! Интересный расклад! Значит прав Юрий Владимирович. Он сказал, что ты из дальнего будущего.
Я пожал плечами.
— До какого дожил, из такого и будущего.
— И можешь в него возвращаться? — сразу взял быка за рога Судоплатов.
— Могу.
— И в прошлое можешь?
— И в прошлое могу.
Судоплатов что-то хотел сказать, но я перебил, остановив его рукой.
— Но ничего переделывать в прошлом не стану. А тем более, кого-то там убивать.
Судоплатов с интересом взглянул на меня, вскинув брови и улыбнувшись.
— Да и не надо! — проговорил он. — Изменять ничего не надо. Посмотреть бы кто, чего, как и куда… Денег из страны выведено столько, что бюджет практически пуст. В британские офшоры. Про золото партии слышал? В девяностых про него говорили… Вот они туда уже ушло. Не в девяностые, а сейчас. Даже не сейчас, а вчера. В начале семидесятых.
— А-а-а… Вот оно, чо? Будем спасать корону Российской империи? Хе-хе… Даже и не представляю, как это вы собираетесь делать? Ума не приложу.
Судоплатов отстранился от меня и посмотрел мне в глаза.
— Ты что-то про это знаешь? — спросил он так тихо, что из-за шума порывов ветра и грохота разбивающихся о камни волн я бы ничего не расслышал, если бы не смотрел на его губы.
Я покрутил головой.
— Мне это было не интересно, — соврал я.
На самом деле я пытался кое что узнать про золото, когда прочитал в интернете, о том что Брежнев и компания решили поиграть золотым резервом СССР в ростовщиков. И я нашёл «золотой запас СССР» не в Форте Нокс, а в различных офшорах. В семидесятом году золотой резерв составлял тысяча триста семьдесят четыре тонны, а в восьмидесятом — пятьсот восемьдесят одну тонну. И это не было связано с закупками зерна. И это не смотря на то, что ежегодно добывалось около двухсот пятидесяти тонн.
— Что, вы тоже посчитали, что столько хлеба, сколько мы продали золота, мы не едим? — усмехнулся я.
— Почему тоже? Откуда ты знаешь, сколько золота продали?
Я удивлённо расширил глаза и посмотрел на Судоплатова с удивлением