— Сказать честно, — хмыкнула Малинче Евксина, — снятые с вас данные свели нашу аппаратуру с ума. Больше половины показателей неизвестно насколько уходят за край шкалы, остальные находятся вблизи предельных максимумов.
— Однажды я с подчиненными мне людьми в ходе специальной операции загремел в такую дыру, где требовались или взлететь над собой, или сгинуть безвестно, — ответил Серегин. — У меня получилось не только взлететь самому, но и вытащить за собой всех доверившихся мне людей — не только своих собственных подчиненных и штатских соотечественников, но и присоединившихся к нашей команде местных. Только преодолевая то, что выше человеческих сил, можно достичь состояния сначала богоравного героя, а потом превратиться в кого-то вроде античного божества: бессмертного и достаточно могущественного, но все равно ничтожного малого перед лицом Творца Всего Сущего.
— Об античных божествах вы говорите просто так, или такие личности тоже были вам известны? — осторожно спросила Малинче Евксина.
— Я ничего не говорю просто так, товарищ Маличе, — отрезал Серегин. — С некоторыми из богов и богинь в их мире Подвалов Мироздания, иначе именуемом Истинным Олимпом, я встречался лично, как сейчас с вами, а засранца Ареса-Марса мне даже пришлось убить в очном поединке, чтобы обеспечить безопасность собственной команды.
Товарищ Сталин к этому времени уже дочитал договор (долго читать там было нечего, всего две странички), и внимательно слушал разговор старшего социоинженера с гостями, точнее, с гостем, поглядывая при этом на дисплей профориентационного комплекта.
— Утверждение истинно, — с удивлением сказал он. — Товарищ Серегин и в самом деле лично сделал то, о чем сейчас рассказал. Интересно было бы узнать, как сочетаются галактический линкор и такая мифическая личность, как бог Марс, он же Арес, а также прочие его родственники и знакомые?
— Через пару тысяч лет, — сказал Серегин, — вы, товарищ Сталин, тоже станете героем мифов и преданий. Масштаб вашей личности тому соответствует.
— Вполне возможно, — усмехнулся в рыжеватые усы Отец Народов. — Но все же нам очень интересно узнать, как вы дошли до жизни такой? Рассказывайте все с самого начала и по порядку.
— Это очень длинная история, — предупредил советского вождя его гость. — Как-никак в боях и походах мы провели уже больше трех лет.
— А вы рассказывайте покороче, опуская незначащие подробности, — сказал Сталин. — В конце концов, вы знаете о нас почти все, а мы о вас совсем ничего. А я такого не люблю. Считайте эту исповедь необходимым действием перед тем, как я подпишу ваш договор.
— Тогда слушайте, — произнес Серегин и начал свой рассказ…
Советский вождь слушал его внимательно, не забывая поглядывать на дисплей профориентационного комплекта, но там все было тихо, то есть индикаторы находились в зеленой зоне, почти не отклоняясь от максимумов. Малинче Евксина тоже следила за рассказом через свой вживленный психосканер, но и у нее не возникло никаких вопросов, даже наводящих. Часа через три повествование Серегина подошло к концу; любой другой за это время успел бы три раза осипнуть.
— Да уж, — сказал Отец Народов, когда его гость замолчал, — прямо настоящий эпос. Поход Ясона за Золотым Руном.
— Ясон, товарищ Сталин, совершал свои подвиги из жажды наживы, а мы сначала просто хотели вернуться домой, а потом втянулись в процесс, ведь каждый следующий мир нуждался в нашей помощи, — сказала молчавшая до того Кобра. — А вступив в двадцатый век, мы и вовсе будто взбеленились, ибо принимали все происходящее в тех мирах очень близко к сердцу.
— Тоже верно, — согласился советский вождь. — Этот самый век — эпоха не из приятных. При этом нас немного задевает тот факт, что в четвертом и четырнадцатом годах вы принялись укреплять монархию Романовых, а не развивали вполне созревшую революционную ситуацию, но понимаем, что делали вы это из лучших побуждений. Зато в восемнадцатом и последующих годах вы безоговорочно встали на платформу поддержки советской власти, и это искупает все прочее…
— Ни в четвертом, ни в четырнадцатом году большевики брать власть были еще не готовы, к тому же революционные ситуации в этих мирах созрели значительно позже момента нашего вмешательства, — парировал Серегин. — Вы сами можете себе представить, какой крови и какой задержки в развитии стоили бы России подобные авантюры, и кто в итоге пришел бы к власти? На либеральных демократов и демократических либералов я работать не собирался, ибо ничего, кроме нового издания Временного Правительства, они стране предложить не могли.
— И это тоже правильно, — хмыкнул Отец Народов. — Уж лучше вменяемый царь или царица из Романовых вместо Николашки, чем эта шайка-лейка.
— Кстати, такая незначащая подробность, — сказал Серегин. — В четырнадцатом, то есть уже пятнадцатом году, принцем-консортом при императрице Ольге Николаевне работает некто Иосиф Джугашвили, он же товарищ Коба. И я тут ни при чем. Когда назначенная наследницей царская дочь повышала у нас свою квалификацию, она встретилась на узкой дорожке с изъятым мною из ссылки будущим товарищем Сталиным, и эти двое полюбили друг друга с таким жаром, что в трех метрах от них вспыхивала солома и взрывался бензин. В те годы вы были тем еще знойным красавцем. Но это если смотреть в личном плане, а политически получилось смешение большевизма и монархии один к одному. Ведь вы же, товарищ Сталин, всегда стремились к народному счастью, а не к тому, чтобы отрубить все головы царскому семейству, дворянам и вообще всем образованным людям, как некоторые будущие троцкисты.
— Да, — согласился советский вождь, — в четырнадцатом году я был гораздо умереннее, чем потом. Что ж, не остается ничего другого, кроме как пожелать одному из своих младших братьев семейного счастья. У меня никогда не было никакой семьи, за исключением матери, и тут я узнаю, что теперь у меня есть целых пять братьев…
— Не торопитесь считать своих братьев, товарищ Сталин, — сказал я. — На данный момент у меня неоткрытыми остались три канала в искусственные реальности, и два из них ведут