— Но вы, мистер Сергий, пока не сказали, чего же вы хотите от нашей Америки! — воскликнул Рузвельт.
— Мне нужно, — сказал я, — чтобы вы перестали рваться к мировому господству, вышли из Атлантического Пакта, прекратили работы по Манхеттенскому проекту, забыли об идее своей национальной исключительности и в завершение всего продолжили и углубили реформы вашего Нового Курса. Жить в Америке должно быть легко и приятно всем, а не только миллионерам, миллиардерам и «аристократам» из Старых Семей. В силу происхождения вашего государства от жестоких колонизаторов, пиратов и убийц Сатана не бродит по нему аки лев рыкающий по пустыне, нет, он построил себе дом на Уолл-стрит и завел хозяйство. Об этом говорят не только экстремальные варианты развития вашей истории, но и то, во что Америка Основного Потока превратилась к началу третьего десятилетия двадцать первого века. Вашей задачей будет извести этого господина полностью и до конца, чтобы духу его не было в американской действительности. И тогда будет счастье и американскому народу, и вам как его президенту.
— Если вопрос стоит так, то я согласен, — сказал Рузвельт. — Однако вы же сами сказали, что все хорошее в Америке должно закончиться с моей смертью…
— А с чего вы решили, что умрете хоть в сколь-нибудь обозримой перспективе? — спросил я. — Отправляя своего человека на задание или вступая с кем-нибудь в деловые отношения, я обеспечиваю его всем необходимым для успешного завершения дела. Уже было такое, что, принимая на службу старушку шестидесяти восьми лет от роду, я даровал ей новое молодое и здоровое тело, почти не подверженное износу. Внешне вы останетесь почти таким же солидным президентом Франклином Делано Рузвельтом, только внутри у вас будет сидеть железное здоровье двадцатипятилетнего юноши. Живите потом хоть тысячу лет, пока не надоест. И супругу вашу мы тоже подновим и омолодим, чтобы все видели, что все, кто пошел со мной на контакт, могут получить то, что не купить ни за какие деньги.
Мой собеседник посмотрел на меня ошалевшим взглядом и хрипло произнес:
— А вы, мистер Серегин, умеете делать решающие предложения, от которых невозможно отказаться. Однако хотелось бы знать, что вы предполагаете делать с Японией, которая напала на Америку без объявления войны и совершила множество других ужасных злодеяний…
— Японский вопрос находится в сфере ответственности Советского Союза, — твердо сказал я. — Победы адмирала Ямамото на Тихоокеанском театре боевых действий ничуть не изменят того, что сама японская Метрополия расположена на расстоянии шаговой доступности от Владивостока, а конфигурация границ в Маньчжурии предполагает полный разгром Квантунской армии в одной стратегической наступательной операции. Вот доест дядюшка Джо европейский пирог, промокнет губы салфеткой и обернется на восток — взыскивать с самураев по просроченным векселям времен русско-японской войны. И вот тогда будет у тех счастья столько, что не унесут, не будет только массовой гибели японского гражданского населения. Надеюсь, такой вариант мести за Перл-Харбор вас устроит?
— Вполне, — кивнул Рузвельт, — можете считать, что мы договорились.
— В таком случае, — сказал я, — приготовьтесь к официальному визиту в мои владения — сначала в Тридесятое царство для медицинского обследования и первоначальной поправки здоровья, а потом и в мою Метрополию. Должны же вы видеть, что нет для меня ни эллина, ни иудея, и американца, между прочим, тоже, а есть люди хорошие, не очень и просто плохие, которых я бью, чтобы не было их нигде и никак.
Тысяча сто одиннадцатый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Отбытие президента Рузвельта в краткосрочную зарубежную поездку с целью поправки здоровья состоялось уже на следующий день после нашего разговора. Вечером того же дня он переговорил с вице-президентом Уоллесом, остающимся на хозяйстве, и с госсекретарем Карделлом Халлом, а я в свою очередь проверил по данным орбитальной сканирующей сети, не затевает ли в ближайшее время адмирал Ямамото какую-нибудь каверзу. Но нет, ударное авианосное соединение находилось у причалов в Иокосуке, и как минимум в течение ближайшей недели не собиралось выходить в море. А то могло бы получиться нехорошо: японцы бьют очередные горшки на американской кухне в то самое время, когда президент Рузвельт находится у меня в гостях. Не по фэншую это было бы, не по-мужски.
И вот утром следующего дня, когда над белодомовской лужайкой завис представительский челнок с «Неумолимого», всем в Америке стало ясно, куда именно намылился их любимый Фрэнки. Я прибыл за дорогим гостем лично, не взяв с собой ни эскортного штурм-батальона, ни истребительного сопровождения. Такая помпезность была лишней и прямо вредной. Старый слуга-филиппинец подкатил к аппарели инвалидное кресло-каталку, дюжая бойцовая остроухая в полной экипировке легко, как ребенка, подхватила хворого американского президента, пересаживая в парящее антигравитационное кресло аналогичного назначения, а потом легко, двумя пальчиками, повела это девайс к раскрытому люку челнока, где мистера Рузвельта ожидал уже я, своею собственной персоной. И первая леди Элеонора Рузвельт, уныло, как на Голгофу, пошла за ними следом. Было видно, что боится она этого визита, и в то же время не может ослушаться мужа, а все потому, что про меня и мое государство в американском «обществе» говорят разное, в основном врут с три короба, по американскому народному обычаю.
— Добрый день, мистер президент, — поздоровался я, — очень рад, что вы приняли мое приглашение.
— Добрый день, мистер Серегин, — ответил мой визави, — ваше приглашение было сложно не принять. Думаю, что чем скорее мы урегулируем все наши вопросы, тем будет лучше.
— Разумеется, мистер президент, — сказал я. — Добро пожаловать на борт. И вы, миссис Элеонора, проходите тоже, не бойтесь и не стесняйтесь. У нас вас не обидят ни словом, ни делом.
А