– Коли баню топить, коли париться, стару жизнь выводить и избавиться, осушить мои слезы пусть жених приготовится и за мной пусть придет, поневолится.
* * *
Следующим утром, когда туман не пожелал уходить с полей, Инги с подарками и новым полотнищем, данным ему Руной в обмен на придирчиво проверенное полотенце Илмы, пришел с Эйнаром и друзьями за невестой, к дому ее матери. Моросил мелкий-мелкий дождь, наполняющий влагой весь воздух. Стоя на дворе, они долго со смехом препирались с подружками невесты. Молодежь не хотела выдавать невесту, особенно усердствовал тут Тойво с лесными ребятами, доведя Инги чуть ли не до ярости, на что Эйнар тихо-тихо пообещал другу, что расквасит вечером Тойво рожу за все его издевательства.
Невеста же отвечала из-за дверей родительского дома, что пусть земля раскиснет болотом прямо во дворе так, что никто не сможет из него выбраться, и что пусть деревья колючие загородят дом ее так, что никто не сможет через них продраться, и что пусть гроза набежит так, что скроется лебедь от сокола востроглазого, – но не выйдет она подобру, по-хорошему к охотникам…
Ее все-таки выманили посмотреть одним глазком на гостинцы, и она тут же попалась под вышитое покрывало Инги. Дру́жки жениха дали выкуп, и Гордая Илма позвала гостей в ригу, где уже ждали столы с угощением.
После подарков и укоров невеста встала, попрощалась с домом и подругами и в сопровождении толпы родственников и лесных людей, воющих праздничные песни, двинулась вслед за женихом через поля мимо желтеющих опушек леса к дому Инги, к дому будущей жизни. Правда, волосы стричь ей пока не будут, походит она в девичьей красе до возвращения Инги из похода.
* * *
Вот скамеечка, на которой они целовались с Инги. У межевого камня встретили их Хельги и Гутхорм с людьми.
Проводили к дому. Столы уже были накрыты, но сначала молодых обвели вокруг дома и подвели к кузнице. Хельги выгнал спрятавшихся там мальчишек и остался один с молодыми. Там, в черной полуземлянке с заросшей травой крышей, кузнец скрепил их договор по-своему.
Народ с любопытством ждал снаружи. Гутхорм улыбался в бороду, вспоминая, как Ивар, отец Хельги, когда-то освящал его с первой женой своим молотом, водил вокруг очага и скреплял их руки над огнем. Воздух, вода, земля и огонь освятили их союз. Кузнец – мастер времени, помогающий своими кознями превращаться руде в железо, а тому застывать в клинке с узорами инея и бронзе оборачиваться искусной красотой.
Молодые вышли, щурясь от неожиданно выглянувшего солнца. Уставшая до крайности Илма чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Все это столь занимательное со стороны действо теперь изводило ее, и она лишь терпела и мечтала, чтобы все быстрее кончилось. По спине между лопаток стекали капли пота. После коротких обрядов молодых ввели в дом и наконец усадили.
Пользуясь свадебным правом мужчины и женщины, парни и девчонки расселись вперемежку, тесно прижимаясь друг к другу. Женщины – в ярких покрывалах на головах, все как невесты, мужчины – в крашеных рубахах, в многочисленных украшениях из бронзы и серебра, янтаря и сердолика. От терпеливой торжественности не осталось и следа. После застольной молитвы расхватали еду, словно три дня не ели. На третьем поднятии чаш, когда гёты пьют за Фрейра, за урожай и приплод, молодые встали и в сопровождении родителей отправились к своей новой постели, отделенной от общего стола расшитым ковром.
Перед постелью, покрытой покрывалом такой красоты, какой Илма никогда прежде не видела, она вдруг испугалась, что их заставят прямо сейчас возлечь перед всеми. Инги сел на край постели, и она разула его у всех на виду, посматривая снизу в его темные глаза, чувствуя, как щеки разгораются румянцем. Тут всех вновь пригласили к столам, и молодых оставили наедине. Илма наконец заулыбалась.
Она хотела задуть светец, но передумала, повернулась к Инги и, улыбнувшись, стала распоясываться, скинула передники-полотенца, верхние юбки, крученые запястья из серебра. Инги засуетился. Пока он стягивал с себя рубашку, она вылезла из всех юбок и из длинной нижней рубахи. Звякнув оставшимися на шее украшениями, бросилась на постель. Золотые волосы размахнулись тенями на подушках, височные подвески мерцали вдоль раскрасневшихся щек, и покрытая мурашками матовая кожа пряталась под кружевом бус.
Инги обернулся к ней. Тени ее тела, блеск серебра, переливы ее волос и огонь из-под ресниц. Его рука медленно коснулась ее бедра. Она лежала, раскинувшись на ложе, красивая и вечная – такой она всегда будет для него и для всего мира, с этой улыбкой из-под полуприкрытых глаз.
Его рука медленно прошла к животу, так что мурашки опять побежали по ее телу, и легла на переливающийся светом тайный пояс. Этот пояс, который передаст ему ее силу, ныне он снимет и с ним пройдет все, что сможет, и до тех пор, пока хватит сил. Пояс, с которым он когда-нибудь, если на то хватит удачи, будет погребен.
* * *
Они вернулись к ярко горящему огню под общий одобрительный шум. Всех занимало, что они так долго там делали. Может быть, Инги не знал, что делать? Да уж точно не знал! Видно, тесемки на штанах не развязывались! Или никак не мог попасть туда, куда нужно… Нет, просто Илма забилась от него под лавку… Угу, и он все это время выковыривал ее оттуда… Попал? Ну, ты молодец, надо же, попал! Илма, ты довольна? Наши гётские мужики знают толк, да…
Красные лица пьяных гостей выражали восторг от собственного остроумия. Все наперебой провозглашали пожелания, все пили не переставая. Мальчишки, поставленные подносить еду и питье, вскоре сбились с ног. Наконец пожелания утихли, разговор вернулся в прерванное появлением Инги и Илмой русло. Говорили о войне.
Говорили о кораблях, об оружии и ранах, которое оно наносит, о походном счете, раскладе еды, днях пути, сменах гребцов, о торговле там-то и тем-то… Вспоминали о том, где кого потеряли и как кто умер – от потери крови, переохлаждения, по глупости или медлительности, кому что отрубили, сломали, вывернули наружу…
Илма переводила взгляд с одного говорящего на другого. Эти безумцы говорили о чем-то