Теперь мы лежим на этой огромной кровати, как два незнакомца, случайно оказавшиеся в одном пространстве. Между нами – пропасть непонимания и пятно его крови на простынях.
Я поворачиваюсь на бок и смотрю на его спину. Шрамы рассказывают историю насилия: длинный, как след от ножа, поперек лопаток; круглый, похожий на пулевое ранение, у основания шеи; множество мелких, как память о драках и стычках.
Кто этот человек? Монстр, как я и думала? Или что-то более сложное?
Сегодня он мог взять меня силой. Никто бы его не осудил – я его жена, это его право по всем законам, которые признает этот мир. Но он остановился. Увидел мой ужас и отступил.
Почему?
Может быть, даже у монстров есть границы, которые они не готовы переступать? Или это была просто тактика – завоевать доверие, чтобы потом ударить больнее?
Не знаю. И это пугает больше всего – то, что я больше его не понимаю. А значит, не могу предугадать его следующий шаг.
Какая-то предательская часть меня все еще помнит то тепло, ту искру, которая вспыхнула между нами, прежде чем все разрушил страх. Ненавижу себя за это.
За то, что мое тело способно откликаться на человека, который держит в плену. За то, что где-то в глубине души живет любопытство: что было бы, если бы я не испугалась? Если бы позволила этому случиться?
Но сейчас, лежа в темноте рядом с ним, я понимаю одно: что бы ни было между нами, это не любовь. Это что-то более темное, более опасное. Что-то, что может разрушить нас обоих.
Амир ворочается во сне и бормочет что-то неразборчивое. Даже в бессознательном состоянии он кажется настороженным и готовым проснуться при малейшей угрозе.
Интересно, снятся ли ему кошмары? Видит ли он лица тех, кого сломал, кого убил? Или его сны такие же черные и пустые, как его душа?
А мне снится Мехмет. Его добрые глаза, его улыбка, кровь в водах Босфора. Я просыпаюсь с его именем на губах, а рядом лежит его убийца.
Такова моя новая реальность. Жена монстра. Пленница в золотой клетке. Женщина, которая должна делить постель с человеком, от одного присутствия которого ее бросает то в жар, то в холод.
За окном постепенно светает. Первые лучи солнца пробиваются сквозь плотные шторы, окрашивая комнату в серые тона. Скоро придут слуги, унесут простыни с пятнами крови, и все поверят, что этой ночью я стала настоящей женой Амира Демира.
Но мы с ним будем знать правду. Что эта ночь была не началом, а концом. Концом иллюзий, надежд и, возможно, последней возможности найти между нами что-то человеческое.
Амир дышит ровно, но я чувствую, что он не спит. Может быть, он мучается теми же мыслями, что и я. Может быть, он тоже думает о том, что мы упустили этой ночью.
А может быть, он просто планирует, как сломить меня завтра?
В любом случае утро покажет, кем мы стали друг для друга после этой долгой холодной ночи.
Глава 25
Сжимаю серебряную вилку так крепко, что костяшки пальцев побелели, смотрела на обручальное кольцо на безымянном пальце. Утренний свет пробивался сквозь тяжелые портьеры в столовой, окрашивая мраморный пол золотистыми бликами, но атмосфера за столом была холоднее стамбульской зимы.
Массивное золотое кольцо с россыпью бриллиантов по окружности сверкало, отражая свет люстры. Красиво. Дорого. Властно. Как и все, что окружало Амира Демира.
Кольцо сидит плотно, словно оковы, напоминая о новом статусе – я больше не Элиф София Кая из полукровка из Москвы, мечтающая о карьере врача. Теперь я госпожа Демир, жена человека, чье имя заставляет дрожать весь Стамбула.
Провела пальцем по гладкой металлической поверхности, вспоминая прошлую ночь. Тот момент, когда я застыла, охваченная ужасом, а Амир… остановился. Отступил. Разбил бокал и порезал руку, чтобы создать иллюзию того, чего не было.
Почему?
Этот вопрос крутился у меня в голове всю ночь, пока я лежала рядом с ним, вслушиваясь в его дыхание. Размышляя о противоречивой натуре мужчины, который мог хладнокровно и расчетливо убить друга, но не смог взять жену против ее воли.
Керем откашлялся, прерывая мои размышления, и его нахальная ухмылка была видна даже боковым зрением. Он поднял чашку с кофе, неторопливо отхлебнул и протянул с издевкой:
– Как спалось, молодожены? Надеюсь, Амир тебя не слишком утомил, Элиф? Хотя, судя по тому, что я увидел сегодня утром на простынях…
Желудок сжался от отвращения. Конечно, он видел. Все видели. Такова традиция – демонстрировать доказательства невинности невесты. Пятно крови Амира стало символом моей «чистоты» в глазах этой семьи.
Пальцы еще сильнее сжали вилку. Мне хотелось швырнуть ее прямо в самодовольное лицо Керема, но я заставила себя продолжать резать омлет на тарелке, не поднимая глаз.
– Керем, – голос Амира прозвучал резко и предупреждающе, как удар хлыста. – Заткнись.
Его брат рассмеялся, но в смехе прозвучала нотка осторожности. Даже Керем понимал, когда не стоит заходить слишком далеко.
– Ладно, ладно, – он поднял руки в знак капитуляции. – Просто интересуюсь здоровьем невестки. Она выглядит… бледной. Может, стоит вызвать врача?
Наконец она подняла глаза и посмотрела на него с холодным презрением.
– Со мной все в порядке, Керем. Но ты можешь проверить свое здоровье – кажется, твой язык не слушается тебя.
Хадидже-ханым кашлянула, привлекая к себе внимание. Она сидела во главе стола, как всегда безукоризненно одетая. Шелковый платок был уложен с математической точностью. Но в ее темных глазах читалось что-то новое – не презрение, которое я привыкла видеть, а… примирение? Или просто усталость от борьбы?
Женщина молчала, методично намазывая лепешку маслом, но я чувствовала на себе ее взгляд. Она тоже видела простыни с пятнами крови. Для женщины ее поколения это означало, что традиции соблюдены, а честь семьи не запятнана. Ей больше нечего было сказать.
Но меня это не успокаивало. Наоборот, чувство вины терзало изнутри. Все эти люди верили в ложь, придуманную Амиром, а я была соучастницей этого обмана.
Мое внимание привлек пустой стул Юсуфа. Младший брат Амира снова отсутствовал, и это начинало меня беспокоить. С тех пор как Хадидже увезла его неизвестно куда, он не появлялся дома. Что-то было не так.
– Где Юсуф? – спросила, не обращаясь ни к кому конкретно.
Хадидже на мгновение замерла, а Керем хмыкнул.
– Младший братик решил продлить отпуск. Морской воздух, видишь