– Можно? – спрашивает Кестер.
При этом руки он не протягивает, ждёт моего ответа.
– Это теперь твоё оружие, – подсказывает гном. – Никто не имеет права к нему прикасаться без твоего разрешения.
– Даже тот, кто будет меня учить? – удивляюсь я.
Гном кивает.
– Да, Мели, – подтверждает Кестер.
Странное правило. Но что я знаю об этикете обращения с мечами? Нужно будет расспросить Кестера или в библиотеке порыться. Теперь, когда я отношусь к боевому факультету, я смогу брать эти книги не украдкой. Удивительно, как всего за несколько дней изменилась моя жизнь.
Протягиваю Кестеру длинный меч, рукояткой вперёд. Он принимает его бережно, уважительно. И в этот момент я понимаю, что правило совершенно не странное. За короткое время, я начала воспринимать меч как часть себя. Мы с ним обменялись магией. И я понимаю, что не готова доверить меч рукам постороннего. Но Кестер ведь не посторонний, он мой напарник.
Что-то там все говорили про тонкие настройки магий. Это, значит, я должна буду обмениваться магией со своим напарником? Эта мысль бросает меня в жар.
Наблюдаю, как Кестер проверяет баланс меча, пробует заточку, восхищённо цокает. А потом кладёт клинок плоской стороной на левую ладонь и прислушивается.
– Странное ощущение, как будто в мече есть что-то знакомое, – задумчиво произносит Кестер.
– Этот меч принадлежал Алексу Тейлору, – решаюсь сказать я.
Глаза Кестера широко раскрываются.
– И как так получилось, что ты выбрала его?
– Меч её выбрал, – объясняет гном вместо меня.
Взгляд Кестера, обращённый на меня, меняется.
– Получается, выбор богов не случаен, Мели, – произносит он твёрдо. – Значит, будем работать. У тебя всё получится.
Гном выбирает для моих мечей ножны, и Кестер помещает мои мечи в свой шкафчик для хранения. В специально отведённой для этого комнате таких шкафчиков примерно полсотни. Ревниво слежу за его руками, когда он запирает моё сокровище на магический замок.
– После ужина заберём, – успокаивающе говорит Кестер. – А завтра мастер Рундар выделит тебе отдельное место для хранения и научит ставить замок.
Мы направляемся на ужин в столовую. Но не доходим. Дорога от полигона идёт мимо заднего крыльца. И я уже издали замечаю собравшихся возле него слуг, среди которых вижу рыжую шевелюру Анариэль. По тому, как моя гнома возбуждённо размахивает руками, я понимаю, что что-то случилось.
Кестер бросает мимолётный взгляд и, не сбавляя шага, продолжает идти в сторону основного входа. Ну да, какое им, аристократам, дело до того, что у слуг что-то приключилось?
Я же решительно сворачиваю на боковую дорожку.
При моём приближении все разговоры стихают, и становится слышен тихий, но очень жалобный скулёж. Прямо на земле сидит, скукожившись, девчонка из кухонной прислуги лет двенадцати на вид и подвывает.
Боль. Всё внутри меня откликается на знакомое ощущение чужой боли. Я на ходу тянусь в поисках источника, и дыхание перехватывает. Мне даже кажется, что я слышу хруст рёбер у себя в боку.
Эля выскакивает мне навстречу. У неё трясутся губы.
– Госпожа Ларсен, тут у нас несчастье.
Не сразу даже понимаю, что «госпожа Ларсен» – это я. Ну да, в присутствии посторонних гнома ведёт себя, как положено домовушке.
– Что случилось? – отрывисто спрашиваю я. – Девочка упала?
Скулёж пострадавшей становится громче.
– Нет, что вы, – виноватым тоном говорит женщина в белоснежном фартуке и поварском колпаке. – Я ей говорила, не выпускать его из кладовки, пока господа едят.
– Так он… – всхлипывает девочка. – … никогда… в зал.
Я ничего не понимаю, но в то же время у меня растёт чувство тревоги. Обломок ребра слишком близко к сердцу. Ещё одно неловкое движение… Я уже догадалась, кто пациент.
– Замри, – рявкаю я.
И девочка застывает. Не только она. Все, стоящие вокруг, превращаются в статуи.
А я уже опускаюсь на корточки.
– Только не шевелись, – на всякий случай предупреждаю девчонку я, – иначе он погибнет.
И только потом задаю вопрос:
– Кто тут у вас?
Впрочем, я и сама уже вижу. На девочке чёрная юбка, и издали было незаметно, но вблизи я различаю довольно крупное животное, покрытое чёрной шерстью.
Кот?
– Котик, – шёпотом отвечает девочка.
После моего предупреждения она боится поглубже вдохнуть.
– Просто не двигайся, я сама, – на всякий случай повторяю я и осторожно проталкиваю ладонь под обмякшее тельце, продолжая прислушиваться всеми своими рецепторами.
У меня получается увеличить расстояние между острым краем сломанного ребра и сердцем. Дальше – проще. Травма свежая. Крупные сосуды целы. Кот живой, но без сознания, поэтому я могу без помех манипулировать его телом. Соединив концы сломанных рёбер, магией я запускаю процесс регенерации. Но, увы, меня хватает только на то, чтобы косточки «схватились».
Поднимаю глаза на стоящих людей.
– Мне нужна длинная полоса ткани, – прошу я. – Сломаны два ребра. Я их соединила, но полностью срастить не могу за один раз. Косточки могут снова сломаться в тех же местах при неловком движении.
Одна из девушек бросается внутрь здания и через некоторое время выносит несколько старых, но чистых полотенец. Объясняю, какая ширина мне необходима. Мне повинуются беспрекословно.
К тому моменту, как грудная клетка кота туго забинтована, пациент приходит в себя. Хорошо, что не раньше. Он сразу же пытается вывернуться из моих рук, но навредить себе уже не может.
– Держи. – Я передаю кота девочке. – С ним будет всё в порядке. Я буду заходить, проверять. Думаю, за три раза получится срастить полностью.
На меня обрушивается шквал благодарностей. Пора уходить. Не люблю я этого.
Начинаю подниматься, но ноги затекли, и получается неловко. Сильные руки подхватывают меня под локти, помогая принять вертикальное положение. Я совсем забыла про Кестера. А он, оказывается, всё это время стоял за моей спиной.
– Идём, Мели? – мягко предлагает он.
Но я должна выяснить кое-что.
– А как так получилось? Он откуда-то упал?
Сама понимаю, что вопрос глупый. Коты обычно на лапы падают, а не на бок.
Смотрю, как мрачнеют лица, на которых только что была искренняя радость. И отвечать мне никто не спешит.
– Эля? – Я требовательно смотрю на свою гному.
В глазах моей домовушки загораются злые огоньки.
– Пнули его, – резко отвечает она.
– Сажик, конечно, сам виноват, – бормочет повариха. – Никогда в зал не заходил, а тут ему зачем-то понадобилось залезть на цветок, тот, что в центре. Ну и старенький он у нас, сорвался и шмякнулся на чью-то ногу. Да, видимо, когти выпустил.
Она тут же спохватывается:
– Вы только не подумайте, что мы жалуемся. Сами недосмотрели.
Киваю. А на душе становится тяжело.