Это осень, я знаю ее шитье. Золотая и синяя нить ее,
Что ни день, то тусклей и мглистей. Так и просится в руки —
Возьми, пришей шорох мыслей, невыспавшихся мышей
И сухих каштановых листьев.
Здесь чувствуется коллекционерская любовь к мелким деталям (листья не просто сухие, но конкретные: каштановые (как в другой пьесе иголки – «лиственичные»: еще одно экзотическое, хотя и регулярное в смысле образования, прилагательное), и мыши в особом и неожиданном модусе – невыспавшиеся), потребность прислушиваться к тому, что говорится вполголоса или вовсе шепотом (на что также намекает обилие «с» и «ш» в приведенном примере»).
Автор внимателен к малейшему жесту, который может быть незначим для развития сюжета, но важен для полноты картины в целом:
…город, застывший в зиме с тех пор,
Как последние астры взяла старушка в платке
И, поправив платок, растаяла в свете фар…
Есть здесь осторожность, боязнь окончательности, готовность в любой момент отдернуть руку, если прикосновение окажется нежелательным или несвоевременным. И, как отпускное море дается на время («я бы только ненадолго»), так в конечном счете и все остальное оказывается данным только на короткий миг.
Мир являет себя в неокончательном виде, одна его картина сменяется другой, не менее интересной и не менее скоротечной. «Календарь» представляет собой попытку запечатлеть эту текучую субстанцию времени – что невозможно по определению, – или хотя бы уловить законы этой текучести.
Неизбежное следствие таких попыток – особое настроение, родственное, как мне представляется, бразильскому «саудаде»: род ностальгии, печали о том светлом, что было и не вернется, могло бы быть, но не случилось, вместе с предчувствием, что и то прекрасное, что мы имеем в этот самый миг, так же скоро и невозвратно канет в прошлое.
Но было бы ошибкой думать, что книга эта грустна.
Во всяком случае, она пронизана иронией – и в отношении себя, как мы уже видели, и в отношении читателя, с которым автор непринужденно вступает в постмодернистский диалог:
Апрель в России больше… чем апрель,
Вы думали? Вы ждали рифмы «трель»?
Причем ирония эта являет себя не только в содержании, но и в форме: смотрите, как автор элегантно лишает читателя не только обещанной «трели», но и вообще какой бы то ни было рифмы. Вот непосредственное продолжение цитированных выше строчек:
Так вот, скажу вам прямо: не дождетесь.
Апрель в России больше, чем февраль,
Да он и в мире боольше, чем февраль.
Отсюда, к слову, следует мораль:
не всем в России надобно гордиться…
Или вот так:
В Таврическом саду под липой,
В Измайловском – опять под липой.
А вы ноктюрн сыграть смогли бы?
И мы ноктюрн сыграть смогли бы.
И даже так:
Среди канализационных ям хромает ямб…
И только в самых редких случаях сквозь эту иронию прорывается драматическая прямота:
Понимаю ясно: пора уйти.
Но пока уйти не могу.
Между «пока» и «уже», «вот-вот» и «еще не» разворачивается «Календарь», непритязательность которого составляет часть изысканности.
Примечание:
Ольга Сульчинская – писатель, переводчик, психолог. Постоянный автор журналов «Новый мир», «Октябрь», «Знамя». Шеф-редактор журнала Psychologies.Родилась и живёт в Москве.
Примечания
1
центаурея – василек по-латыни
2
Одно из древних названий Волги.