После «Русской жены английского джентльмена» в этом издании помещен известный роман в стихах Лидии Григорьевой «Круг общения», имеющий еще подзаголовок «житейская хроника». Об этой вещи много и хорошо писалось, она оценена по достоинству.
Мы же остановили внимание на первом романе.
Комментарии, сны и письма неожиданно складываются в объективную реальность и охватывают эпоху. Причем эпоха не фиксирована здесь жесткой хронологией, не дифференцирована намертво перспективой. Она вытекает и в сон, и в обыденность, и в какие-то еще мировые закоулки. Комментарии своим участием напоминаю слова хора в античной трагедии.
Этот роман в стихах как бы выхватывает с карусели дурной бесконечности, ему свойственна классическая забота о читателе.
В этой заботе открываются тайны женской души:
И как ей сон от яви отличить,
а женственность свою – от малолетства?..
Примечание:
Марков Емельян Александрович. Прозаик, поэт, драматург, критик. Родился в Москве в 1972 г. Член Международного ПЕН-клуба.
Сергей Бирюков
В родстве с Сизифом
Ханс Магнус Энценсбергер. Головоломка. Стихотворения и проза / пер. с нем. Вячеслава Куприянова. М.: ОГИ, 2019.
Ханс Магнус Энценсбергер (р. 1929) был известен российским любителям поэзии еще в 1960-е годы. Его стихи печатались в те годы в переводах Маргариты Алигер и Льва Гинзбурга. Я помню даже песню на стихи Энценсбергера с музыкой Владимира Дашкевича в исполнении Елены Камбуровой о простых людях, которые «мешают» политикам. Вячеслав Куприянов начал переводить стихи Энценсбергера в те же 60-е, но в печать они попали позже. И наконец вышла книга, целиком в переводах Вячеслава Куприянова.
Книга открывается довольно желчным стихотворением «Стихи для стихов не читающих». Причем само название по-русски приобрело дополнительную странность: то есть получилось, что это стихи для стихов же, которые являются не читающими! В оригинале первое слово в единственном числе. Между прочим, это стихотворение 1960 года. То есть Энценсбергер уже более полувека ситуацию с восприятем поэзии полагает апокалиптической. Впрочем, и вся коммуникативная ситуация в его стихах выглядит более чем проблематично. Все эти повторы, секвенционные построения текстов, как будто поэт настойчиво хочет кому-то что-то объяснить, добиться понимания. Но в конце концов оказывается, что слушателя нет, и текст становится абсурдным. В качестве очевидного примера можно привести «Песню о тех, которых все касается и которые все уже знают» или стихотворение «Осложнения», и особенно «Вслепую».
Энценсбергер в своих общественно ориентированных стихах продолжает традиции Бертольта Брехта. Тут мы находим разнообразные оттенки иронии, сарказма. Парадоксальность поэзии Энценсбергера прекрасно звучит по-русски в мастерском переводе Вячеслава Куприянова. Например, как в стихотворении «Величины большого порядка»:
Черные дыры, темная материя,
не предназначены для нашего глаза.
Пусть вселенная лучше общается
с нашими аппаратами. О да,
они напрягаются,
наши ученые, они видят свет
на выходе детекторов,
им кажется понятным,
как за нашими спинами
сближаются Атто и Экса.
И из этого следует, что человек
есть мера всех вещей.
И все-таки без космических зондов
мы еще в детстве заметили,
как мал Млечный Путь,
отраженный в капле воды.
Увидеть отражение большого в малом: к этому призывает во многих своих стихах поэт. То есть, несмотря на все абсурдное, что он видит и запечатлевает, отимизма все-таки не теряет. И как истинный оптимист обращается к философии существования, с указаниями Сизифу! В стихах с таким названием, подчеркивая безысходность как ведущую мотивацию труда, он все-таки заключает на такой ноте:
Таких тружеников не хватает,
корпящих молча над безысходным,
как траву, выпалывающих надежду,
и свой смех, грядущее, влачащих,
влачащих в гору свой гнев.
Поэт – довольно близкий родственник Сизифа! Тут уж ничего не поделаешь. Не будешь же отказываться от необходимости влачить в гору, то есть в письмо, свой смех и свой гнев, а то и свой романтизм, который тоже свойственен Энценсбергеру. И в таких стихах, как «Поле гвоздик», «Вопросы в полночь», «Засыпание», – романтическое, можно даже сказать, собственно поэтическое, начало проявляется весьма неординарно, по-настоящему драматично.
Словом, немецкий поэт предстает в год своего 90-летия (и 80-летия переводчика!) на русском точно звучащим во всех регистрах, во всем диапазоне своего дарования.
Примечание:
Сергей Евгеньевич Бирюков – российский поэт и литературовед, педагог, исследователь русского и зарубежного авангарда. Основатель и президент Международной Академии Зауми. Доктор культурологии (2007 г.). В настоящее время преподает в университете им. Мартина Лютера (Галле, Германия).
Алексей Чипига
Весть в невесомости
Татьяна Грауз. Внутри тишины. М.: Союз Дизайн, 2019. – 300 с.
Стихи Татьяны Грауз похожи на воспоминания космонавта о далёкой Земле. В самом деле, столь заповедное место, полное прелести незаживающих коленок, крыш, облаков, августовской прозрачности, хранящей в зимние дни, едва ли может воспроизводить повседневность, перед нами скорее облик, лелеемый щемящей ностальгией. Но не нужно обманываться: эта ностальгия имеет решительный оттенок некой важной миссии, о чём говорят как краткость стихотворений, так и название новой книги поэта «Внутри тишины». Внутри тишины предстоит узнать весть о сокровенном, но вместе с тем она уже здесь, так что в книге нередок мотив возвращения, оказавшегося в порядке вещей:
я не могу всё это забыть и оставить
это сияющее июльское утро
и возвращаюсь
в ту себя иногда возвращаюсь
стою с коленкой ушибленной и загорелой
и вижу мглистое небо и арку
неясную арку моста
Слова здесь – из ряда единственно важных, корневых (укоренённость – ещё один мотив книги), но погружены они в атмосферу чуткости и обещаний. Не так ли космонавт будущего, увидев на неизвестной планете неизвестного зверя, пытается приманить его?
И правда, даже чисто графически строки стихотворения напоминают то удаляющиеся, то приближающиеся шаги. Видимо, такая походка нестерпимых желаний, переплетённых с чувством долга («не могу всё это забыть и оставить») нащупывает место, где её можно оставить в качестве послания. Место, где важно ощущение обречённости на встречу.
небо осеннее в берегах тёмных крыш
не испить его не исправить не остановить
Название этого стихотворения – «Без запятых без точек» – как раз настраивает на тройном «не» в конце, передавая упоение неизбывностью, близостью неба. Отрицание движется от наиболее представимого – «не испить», проходя фазы неподконтрольности и достигая пика в «не остановить», поэтому образ неба-реки из предыдущей строки становится