Здесь, за полярным кругом, не таков
Как все овраги всех материков,
И полуночник, вглядываясь в ров,
Не Бога видит в небе, а барак,
Замерзшие могильники костров,
Кукушкин лен, растущий абы как,
Июльской тундры жиденький покров.
Не до элегий как-то, не до саг.
В бездонных, бесконвойных, неживых
Пустотах на земле и в небесах,
Где вьюга – вой собак сторожевых.
Чертог Твой вижу, Спасе, Твой ковчег,
В нем нары на крови, на нарах снег,
Сквозь рваный свод сочится мерзлота
И кверху дном кружит Генисарет
Лодчонку, чья коробочка пуста.
А там, на дне, прозрачный на просвет,
Спит мертвый, весь в телегах, Вифлеем,
И кто-то под огнем, и глух и нем,
Ест голову свою. И слеп, как крот,
Молчит Гомер, воды набравши в рот,
Ну, а другой – другой наоборот:
– Все подпишу! И крутится фокстрот
По всей Москве, не верящей слезам.
Нарядное, с иголочки, метро
В потемках приоткрылось, как сезам,
Но мед, мешаясь с кровью, по усам
Течет, и всюду липко и мокро,
Мочала на колу и там и сям
Плывут по всем излучинам, осям,
Сквозь требуху сияет рыбий жир
И звезды, звезды-смоквы, как инжир,
Как град по перекресткам – скок-поскок.
И пуля-дура, если не в висок,
Летит тебе в затылок, пассажир.
Что ты забыл здесь? Пей томатный сок,
Иди сторонкой, дождь, идущий вкось.
Все сгинули. Лишь лиственницы скрип
Над быстриной, с обрыва. Или ось
Скрипит земная? Что это за тип
Там шастает? Олень, должно быть, лось…
Осетр и банка с паюсной икрой —
Зачем тебе художества сии
В столовой раскуроченной? На кой
Нам ворошить культурные слои,
С печурок этих снег сбивать клюкой,
Скворечник на поехавших столбах
Разглядывать, вздыхая день-деньской?
Все рухнуло. И мусор на столах.
Мосты и рельсы – что тебе до них,
Висящих сикось-накось на соплях
Незнамо где, как регулярный стих,
Как чей, уже не помню, млечный шлях?
Уходят в ягель доски-горбыли,
Ивняк, белея, зиждется впотьмах,
Заносит снег кобыльи корабли,
Просевший грунт еще заразных ям
И вот уже ни неба, ни земли,
Вот шпалы облаками затекли,
Оставив на помин лицейский ямб.
Но что нам эти косы, тот цветок
И тучки те жемчужные, старик?
Сознанья угасающий поток
Сковало льдом. Уже не только вскрик —
И всхлип немыслим. Канул в краснотал,
По льду растекшись кровью, тот квартал,
И только пустошь ягельного сна,
Страна забвенья, призраков страна.
Спит переименованный в Надым
Элизиум. Полярная луна,
Сова ли коченеет по-над ним
Прожектора ли выявился зрак
Бельмом в ночи – не все ли нам равно?
Но, может быть, и там веретено,
За нитью за нить сучит себе во мрак,
Скрипит как снег в предутреннем дворе
Скрипел когда-то? Может быть, и там,
Как утром в ноябре ли, в декабре
Сквозь мерзлое рядно оконных рам
Сочится свет, пьет масло фитилек
Лампадки, как сосет, синея, лед
Арктический заморыш-василек?
И длится, длится птичий перелет,
Над прорвою быльем заросших ям,
Где, как в потире хлеб Святых Даров,
Мы, верно, пропитались будь здоров
Сияньем, что течет по всем осям.
Переход
Не помню, был ли сладок он, не помню
Ни пепелищ родных и ни гробов
Отеческих, но не было огромней
Луны в окне общаги той, хоть что мне
Луна и самый зябкий из углов,
Какие согревали нас с тобою?
Тебя уж нет. Снесен, небось, и тот
Барак, но то безмолвье гробовое
Снегов и звезд нам было как исход
В масличный сад (картинка на обоях),
Где солдатня и стража, всякий сброд,
Трубящий рог и вытянутый рот
Иуды, что пришел для поцелуя…
И в молоко стрела моя уйдет,
Какую рифму здесь ни прицеплю я,
К плащу, что желт и едок, словно йод,
А если об огне, то аллилуйя
В сырых костях огонь Его поет.
Созвучия точнее не пролью я,
И вот он, дым отечества, плывет,
Но сладок ли? Так от кровопотери
Слабеешь и уже не разберешь,
Открылись ли таинственные двери
Иль попросту в беспамятство плывешь —
Как этот дым – к селениям пропащим
Где цепенел изгнанник-нищеброд
С волшебным фонарем своим ледащим.
Скажи мне, ад – предел Его щедрот?
Ответа нет. Но, кажется, обрящем
Мы там и этот сад и этот грот,
И в лунном, зыбком, стылом, шелестящем
Маслинами саду приобретет
Всяк родину свою, а вместе с нею
Все будет нам желанней и яснее
К земле обетованной переход.
Игорь Караулов
«Пришельцы из неведомой страны…»
Родился в 1966 г. в городе Москве, где проживает и по сей день. Окончил географический факультет МГУ. Работает переводчиком. Автор поэтических книг «Перепад напряжения» (2003), «Продавцы пряностей» (2006), «Упорство маньяка» (2010), «Конец ночи» (2017), «Ау-ау» (2018). Соавтор (вместе с Дмитрием Даниловым и Юрием Смирновым) сборника «Русские верлибры» (2019). Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Волга», «Арион», «ШО», «Воздух», «Бельские просторы», «Плавучий мост», «Критическая масса» и др. Лауреат Григорьевской поэтической премии (2011), победитель Волошинского конкурса (поэзия; 2017). В последние годы выступал в качестве публициста в газете «Известия», «Литературной газете», на сайтах «Свободная пресса», «Русская iдея» и АПН.
«Царь небесный – злой, наверное…»
Царь небесный – злой, наверное,
а царица не такая.
Не сулит нам чаны