— Извини, — слышу знакомый ровный голос, который проникает в подкорку. Бьет по нервным окончаниям. Сносит все выстроенные заслоны. Такой забытый и до сих пор все еще такой нечужой...
— Ты охуел, парень? — хрипит Коннор. — Я тебе сейчас башку сверну.
Только теперь понимаю, что ему прилетело в голову мячом. А он живучий. Меня, к примеру, бы это точно убило.
— Попробуй, — равнодушно говорит Никита, подцепляя ногой мяч и перехватывая его одной рукой, — у моей команды по времени сейчас тренировка. Так что иди тренируйся в другом месте. В следующий раз может и по яйцам прилететь. Остальных это кстати тоже касается.
Он на нас не смотрит, но я понимаю, для кого это говорится. Со стороны учебных корпусов быстрым шагом идет их футбольный тренер. Похоже, капитану университетской команды прилет в голову Коннора сойдет с рук.
— Расходитесь по другим площадкам, здесь сейчас будет тренировка, — машет рукой тренер. Мы с Саймоном медленно добредаем до скамейки. Друг осматривает мои коленки и ладони.
— Пойдем в медпункт, надо обработать ранки, — говорит он, заботливо вытирая мои руки салфеткой.
Я отказываюсь, перекись и пластырь есть у меня в комнате. Обходимся без медпункта, Саймон справляется не хуже.
— Это что получается, теперь из-за футболистов даже не побегаешь? — расстроенно спрашиваю приятеля.
— Я слышал, администрация в этом сезоне задалась целью выиграть кубок, — пожимает плечами Саймон. — Вот и капитана нового специально переманили.
— Я слышала, его год уговаривали, — вспоминаю подслушанный в столовой разговор. — Теперь придется менять расписание.
Саймон с досадой соглашается. Уже прощаясь, спрашивает:
— Может, завтра с утра побегаем?
— Посмотрим, мне еще надо в библиотеку, — машу ему на прощание и иду в сторону учебного корпуса. Она работает до восьми, у меня целых два часа.
В помещении библиотеки тихо и прохладно. Мне нравится как здесь пахнет, жаль, что за отработку в библиотеке засчитываются очень низкие баллы. Я бы с удовольствием здесь поработала, но это если бы у меня была оплачена как минимум половина обучения. А так моя участь — кафе и раздевалки.
Кроме меня сейчас в читальном зале никого. У меня не так много времени, поэтому погружаюсь в книгу с головой. Совсем не слышу шаги и не сразу замечаю нависающий надо мной силуэт.
Поднимаю голову и с трудом удерживаюсь от удивленного вскрика, потому что передо мной, уперевшись одной рукой в стол, а другой в спинку стула, стоит Никита.
глава 5-1
Мы сцепляемся взглядами. Впиваемся друг в друга, его взгляд прожигает во мне целые сквозные отверстия с оплавленными краями.
Мы оба молчим, просто смотрим. Ловлю себя на том, что впервые так хорошо вижу его вблизи без всяких линз и увеличительных стекол очков.
Хочу еще ближе. Еще глубже.
Медленно поднимаюсь несмотря на подрагивающие коленки. Теперь наши лица прямо напротив. Фокусируюсь на зрачках, вижу каждую линию радужки, каждый излом.
У него красивые глаза. И всегда были красивые, я это знала даже когда была слепая.
Как давно я его не видела.
Недавняя встреча не в счет, вокруг нас было слишком много народу. А сейчас мы одни, и каждая клеточка тела кричит, узнавая в нем того, моего Никиту.
Пусть он сменил парфюм и стрижку, он по-другому пахнет и по-другому укладывает волосы. Пусть его глаза смотрят холодно, и в них больше нет ни восхищения, ни желания. Пусть его губы плотно сжаты, и он больше не говорит, что когда он со мной, мне нечего бояться.
Я все равно узнаю его по дыханию, по стуку сердца в грудной клетке, которая стала заметно шире. Как я могла думать, что я его забыла?
Мне для этого надо было срезать нервные окончания, вычистить память, заменить рецепторы.
Поменять меня на кого-то другого. Внутри меня должна быть другая девушка, которая не знает, какие у него шероховатые пальцы, какие твердые мышцы, какое горячее дыхание.
Господи, как же я оказывается соскучилась...
Рука сама непроизвольно тянется к его лицу. Кожа на пальцах горит. Если я прямо сейчас не прикоснусь к нему, то умру.
— Ник, — шепчу чуть слышно и даже делаю попытку улыбнуться, — Никита...
Рука, перехваченная за запястье металлическими тисками, прижимается к столу. Никита нависает надо мной, наши лица почти соприкасаются.
— Ты завтра же заберешь документы и свалишь отсюда, поняла?
Если и есть более эффективные методы сбрасывания на землю с розовых сопливых облачков, то Топольскому они точно известны.
— Отпусти, мне больно, — шиплю, пытаясь вырвать руку. — Я не собираюсь забирать документы.
— Еще раз. Завтра тебя не должно быть в университете, — он втягивает воздух через ноздри, и я вполне допускаю, что он может меня задушить.
— Что ты о себе возомнил? — зло дергаю руку, но он толкает меня к столу, и я больно ударяюсь об столешницу задом. — Почему я должна уходить?
— Потому что нам двоим здесь слишком тесно, — хрипит он, нависая надо мной.
— Вот ты и уходи. Мало тебе мажорских универов? — пячусь возмущенно. — А я буду учиться здесь.
— Не будешь. Я все равно тебя отсюда выдавлю.
— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — задираю вверх подбородок.
Упираюсь руками в нависающую надо мной грудь. Теперь мне самой противно оттого, как меня вело еще несколько минут назад.
Не никакого «моего» Никиты. А может и никогда не было. В груди жжет обида, вместе с дыханием вырываются всхлипы.
Он может позволить себе любой вуз мира, даже самый престижный. Почему уходить должна я? Разве это справедливо?
И меня прорывает.
— Почему, Топольский? Тебя год уламывали перейти в эту команду. Ты согласился только сейчас мне назло, чтобы меня отсюда выжить?
— Это тебя не касается, — холодно отвечает он, — твоя задача собрать вещи и убраться отсюда чем скорее, тем лучше. Хватит строить из себя правильную. Возьми деньги у отца, перестань изображать из себя целку. Здесь тебе не место.
— Но почему? — от обиды слезы катятся по лицу, но я их не вытираю. Руки заняты, я продолжаю упираться в Никиту.
— Не догадываешься? — он встает между моими ногами и хватает за волосы на затылке.
Я в короткой юбке, колени разведены в стороны, и если сейчас кто-то войдет, представляю, что о нас подумают. Но Никиту это мало волнует.
Он