— Почему? — он странно хрипит. — До сих пор тошно?
— Нет, не поэтому, — подаюсь вперед, не хочу, чтобы он так думал. — Я просто... просто стеснялась.
Последние слова говорю шепотом, но он все равно слышит. Закрывает глаза, шумно сглатывает. А когда открывает, в них уже говорит совсем другой огонь.
— Доченька моя, — притягивает за плечи и целует в макушку. Обхватывает обеими руками, и я оказываюсь как в коконе. — Ты меня правда простила?
Никита отходит к окну и отворачивается. Я киваю. Да, правда. Давно.
— Я тебе позвонила, когда они... Когда меня обвинили, что я деньги украла. А ты в реанимацию попал. Я так испугалась...
Шведов гладит меня по голове, прижимает к твердой груди, и я ловлю себя на том, что мне намного легче говорить ему «ты» чем сухое отстраненное «вы».
— Прости меня, доченька, прости. Ты так нуждалась в моей помощи, а я умудрился вляпаться в эту ебу... гребанную аварию.
— Ты помог, папа. Ты Никите помог. Если бы не Соболев...
— Соболеву полицейский знакомый информацию слил, — говорит отец, не разжимая рук, — он сам бы не узнал. Зато он выяснил, кто всю эту ху... В общем, кто был выгодополучателем всего того дерьма, в которое вы влезли, дети мои.
Он смотрит на Никиту, тот разворачивается на сто восемьдесят градусов и вперяется вопросительным взглядом.
— Кто? — меня тоже раздирает любопытство.
— Оливер Дуглас, руководитель службы безопасности университета. И он же то ли двоюродный, то ли троюродный дядя Саймона. Они вместе это все организовали. Конечно, Дуглас был не один, его прикрывали. Он устраивал тотализатор, а племянник занимался вербовкой. Если бы твой муж не сделал из него овощ, клянусь, я бы сделал это сам.
Прикрываю глаза. Саймона Демон заставил прыгнуть с крыши. Он прыгнул, но неудачно, повредил позвоночник. И теперь прогнозы врачей самые нерадужные.
Не могу сказать, что мне жаль Саймона, но и радоваться тоже не хочется. Никита рассказал мне, как обратился за помощью к Соболеву. А потом просил его за Элфи и Феликса. И я попросила. За Райли. Не ради него, ради Оливии.
Отец рассказал, что Соболев нашел всех. И тех, кто финансировал Игру тоже. Тайный клуб был лишь верхушкой айсберга. Выяснилось, что учредители иногда делали заказ на определенный сценарий, который и воплощал в жизнь Саймон.
Полиция провела расследование, Дугласа арестовали. Но в деле было замешано слишком много девушек, и не все соглашались подавать иски. Поэтому приняли решение не предавать огласке результаты расследования.
Спонсоры программы, по которой студенты отрабатывали учебу, подали в суд на администрацию университета.
— Так что делать вам обоим в этой клоаке больше нечего, — подытоживает отец. — Переведетесь в нормальный вуз. Деньги за обучение вам обоим вернут в полном объеме. Или... — он подозрительно зыркает на Никиту, — надеюсь, ты еще не сделал нас с Топольским дедами?
И они оба смотрят на меня.
— Не сделал, — мотаю головой и краснею. Это я со Шведовым точно не готова обсуждать.
— Это хорошо, — с облегчением выдыхает отец, — тебе сначала доучиться надо.
Никита
— Мы пойдем, Ник, а то он уже капризничает, — Маша поднимает малыша на руки. Тот и правда куксится, морщит нос-кнопку.
Точно как мы с отцом, когда нам что-то не нравится.
— Идите, я вынесу коляску, — говорю, зашнуровывая «конверсы».
Выхожу во двор с коляской и на некоторое время зависаю, любуясь своей женой, нежно воркующей с ребенком.
— Смотри какой котик! Как котик говорит? Мяу! Котик говорит мяу!
Улыбаюсь и подхожу ближе. Впервые проскальзывает мысль, что может у нас с ней тоже такой будет.
Потом, когда-нибудь. Пока что мы уделяем внимание исключительно процессу.
Макс уже совсем большой, корчит смешные рожицы. А Маша с ним на руках кажется сейчас особо хрупкой и уязвимой. Ей нелегко держать щекастого Максимку, и я спешу на помощь.
— Сажай его в коляску, Мышка, он тяжелый.
Но парень характером явно пошел в старшего брата. Цепляется за Машу и упорно отказывается ехать сам в коляске. Супит брови, хнычет и лезет обратно на мою жену.
Я сдаюсь первым.
— Давай я его понесу. Макс, пойдешь ко мне на ручки?
Мелкий засранец упрямо мотает головой и собирается заорать. Маша начинает уговаривать.
— Максик, иди к Никите. Он тебя посадит на плечи, будешь оттуда всех видеть.
Брательник ненадолго задумывается и все-таки позволяет себя взять.
— Ну ты и кабан! — подбрасываю его вверх. Он смеется, показывая несколько прорезавшихся зубов.
Усаживаю парня себе на плечи, крепко берусь за ножки.
— Держись за голову или за уши. За волосы просьба не хвататься.
Макс как специально ждал, мигом вцепляется в волосы, и Маша бросается выдирать у мелкого хулигана зажатые в кулачках пряди.
— Оставь, — говорю, — мне не больно.
— Он стал такой вредный, — качает она головой, — как мама с ним справляется?
— У тебя тоже неплохо получается, Мышка. Меня он вообще в виду имеет.
— Вы только познакомились, он еще не привык. А меня он с рождения знает, — возражает жена, одной рукой управляя коляской.
Мы с Машей гостим у родителей, сегодня отпустили их в ресторан с ночевкой в отеле. А сами нянчим Макса.
Нянчим, конечно, громко сказано. Братом больше занимается Маша, я так, на подхвате. Могу разве что посмешить и поиграть, вот как сейчас. Изображаю коня и подскакиваю на ходу, крепко держа малого за ноги.
Макс заливисто смеется, дергает за волосы. Маша наблюдает за нами со странным блеском в глазах.
— Что-то не так, Мышка? — ловлю ее за талию. — Я не похож на коня?
— Чистокровный скакун, — смеется она, высвобождаясь.
— Тогда что? — не отстаю я.
— Ты будешь хорошим отцом, Никита, — говорит она и отводит глаза. Я как с разгона влетаю в ледяную воду.
— Маша, посмотри на меня, — говорю, а у самого пересыхает в горле. Беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. — Маш, мы что, уже?
«Он уже сделался. Так получилось, ну не на аборт же мне ее было отправлять», — всплывает в памяти наш разговор с отцом, и я холодею.
Но Маша удивленно качает головой.
— Нет. С