* * *
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
Благословенная правительница Империи Пяти Солнц поднялась по лестнице, помедлила, задержавшись на площадке, расположенной под уцелевшим зеркалом, не в силах поверить, что все испытания, навалившиеся на неё за последние годы, ни капли не отразились на её молодом и красивом лице. Она по-прежнему напоминала ту юную девушку, которая когда-то с восторгом и трепетом впервые зашла в Ороз-Хор, ведомая за руку самим Дэсарандесом.
Сколько унижений пришлось претерпеть ей с тех пор?
Сколько потерь?
Но лицо по-прежнему оставалось с ней, почти без доработок искусных целителей Мираделей, практически без улучшений и изменений… Лицо, которое своей удивительной неповторимой красотой приводило в тихое холодное бешенство прочих высокопоставленных дворянок Империи.
Всё те же глубокие тёмные глаза, в которых всё так же отражались отблески света. Быть может, от стресса чуть отяжелели щёки и немного больше насупились брови — бесконечные тревоги и заботы не проходили впустую, но её губы всё такие же чувственные, шея всё такая же тонкая, и в целом её красота осталась нетронутой временем…
Нетронутой?
Нетронутой! Что это за безумие? Какой мир может наделить столь совершенной красотой особу настолько прóклятую, нечистую и осквернённую, как она!
Увидев, как лицо её содрогнулось, искажаясь гримасами скорби и стыда, Милена бросилась без оглядки прочь от нависающего над нею собственного отражения и, опустив взгляд, взбежала по лестнице. Она гналась за Фицилиусом до самых вершин своей надломившейся и готовой рухнуть Империи, преследовала его, сама не зная зачем. Возможно, чтобы освободить от служения себе, хотя вряд ли он стал бы исполнять столь нелепое предписание. Или же, быть может, ей хотелось о чём-то его спросить, учитывая ту искушённую мудрость, что крылась во всех его речах и даже движениях, мудрость, совершенно непохожую на то, что ей когда-либо доводилось видеть в прочих душах. И учитывая также, что он, казалось, был лишён хоть каких-то обычных страстей и находился далеко за пределами животных побуждений, свойственных смертной природе. Возможно, он смог бы…
Возможно, он смог бы.
Её город и дворец полнились плачем и криками. Милена преодолела лестницу, успев заметить, как «забытый» исчез меж огромных бронзовых створок прохода, ведущего в зал аудиенций. Она следовала за ним, забыв про дыхание. Её, конечно, удивляло, что ассасин пробирается куда-то сквозь дворцовые покои, но, с другой стороны, вообще всё, связанное с этим человеком, было словно окутано снежной пеленой, цепенящим покровом неизвестности.
Она провела кончиками пальцев по шеренге изукрашенных львов, оттиснутых на бронзе входной двери, полузаваленной обрушившейся каменной кладкой, а затем тихо проскользнула сквозь приоткрытую створку.
Царящий внутри зала аудиенций сумрак сперва сбил императрицу с толку. Она всмотрелась в обширные, изысканно отделанные пространства, пытаясь отыскать признаки присутствия «забытого». Взгляд её скользнул вдоль поблескивающих линий, образованных основаниями колонн — как небольших, так и по-настоящему грандиозных.
Его нигде не было видно.
Более не пытаясь скрываться, Милена шагнула в придел величественного зала. До её чувств доносился запах бриза Аметистового залива, необъятного неба и даже остаточный душок её утреннего совещания с министрами…
Аромат ванны, которую принимала Ольтея…
Вонь внутренностей Сарга Кюннета…
Впереди неё разверзшаяся дыра на месте стены сверкающим, серебрящимся ореолом обрамляла силуэт двойного императорского трона. Милена замерла в одноцветных лучах этого сияния, лишённая даже тени страха, несмотря на то что наконец поняла, зачем «забытый» заманил её сюда.
Ведь такова судьба, которую ей определили — всегда лишь пытаться править. Быть игрушкой в чьих-то руках.
Быть прокажённой мерзостью, облачённой в шелка и золото — дохлой плотью, гниющей под ласкающей взгляды личиной!
Она стояла здесь, такая маленькая в сравнении с простёршимся во всех направлениях полом огромного зала, такая крошечная под сенью воздвигнутых её мужем громадных колонн. Она даже закрыла глаза и пожелала, чтобы смерть её наконец явилась. Глазами своей души она видела, как этот человек, Фицилиус, её «забытый», её священный ассасин, движется к ней без какой-либо спешки или опасения, не прилагая усилий, и его меч, иззубренный, увлажнённый и бледный, плывёт и скользит, выставленный вперёд. Она стояла, ожидая пронзающего удара, и готовая, и противящаяся ему, каким-то образом прозревая, как содрогнётся её тело от вторгнувшейся стали, как постыдно растянется она, рухнув на жёсткий каменный пол.
Но удара всё не было. Огромные пространства зала аудиенций оставались тихими и пустынными, не считая заплутавшего воробья, залетевшего в пролом стены и теперь чистящего перья.
Горло Милены пылало.
Она задержала свой взгляд на проёме, искрящемся серебристо-белым светом, и задумалась о ведущих к трону ступенях, столь священных, что людей когда-то убивали лишь за то, что они по ошибке пытались припасть к ним. Казалось, что хлопанье крыльев воробья отдавалось прямо в её груди, скрежеща и царапая кости. Она остановилось на самой первой ступени величественного тронного возвышения, овеваемая ветрами бытия.
И тогда святая правительница Империи Пяти Солнц узрела его — силуэт, возникший на самом краю исчезнувшего простенка. Человека, будто бы пытающегося укрыться внутри от палящих лучей зимнего солнца. Милена тотчас же узнала его, но упрямейшая часть её души сперва решила уверовать в то, что это был Фицилиус. Каждый сделанный им шаг, как и золотящиеся ореолы над его лицом и руками, и висящая возле его пояса голова; как львиная грива его каштановых волос и борода или его мощная стать, калечили и гнали прочь от неё этот самообман и притворство…
— Чт-хо… кх… — закашлялась Милена от внезапно пронзившего её ужаса. — Что ты здесь делаешь?
Её муж, как всегда невозмутимый, взирал на неё.
— Пришёл, чтобы спасти тебя, — молвил он, — и уберечь свою страну. Ради этого я прибыл из Нанва, прервав завоевания.
— С-спасти меня? — все её теории, которые Милена столько времени возводила в голове, мгновенно рухнули под простотой его слов.
— Челефи мёртв. Его стервятники разлетаются кто куда. Скоро подоспеет моя армия, изгоняя остатки мятежников. Я прибыл раньше, ощутив дрожь земли.
Перед глазами Милены всё потемнело, и она пала на колени — как и должно покорной жене.
— Милена? — произнёс Дэсарандес Мирадель, опустившись на колено, чтобы подхватить её.
Он поддержал Милену, но замер, заметив вину и страх на её лице. Женщина наблюдала за тем, как по глазам императора скользнула тень. Он отпустил её руки, возвышаясь над её испугом, словно башня.
— Что ты сделала? — спросил Дэсарандес и в этом вопросе было всё.
Хватаясь за его шерстяные рейтузы, цепляясь