— Поделитесь со мной частицами вашей памяти, мистер Пертуии.
Джек посмотрел в глаза детективу, кровь снова прилила к лицу и пульсировала под кожей.
— Вы всегда играете словами, крутите ими, и как умный…
— Хвалитесь вашим проклятым образованием! — перебила Джека жена.
— Не надо так, любовь моя. Я так же чувствую это, как ты, но не хорошо, не надо… Вы вбили себе в голову, что Чарли мошенник, разве нет? Чего хорошего, если я стану вам говорить, какой он был на самом деле щедрый, добросердечный. Но это ведь не то, чего вы хотите?
— Сомневаюсь, чтобы это очень помогло найти, кто убил его.
— Он нашел нам квартиру. Тот, у кого была эта квартира, хотел деньги вперед. Двести фунтов. Вот, что он говорил. И Чарли выложил ему двести фунтов. Нам в долг, конечно. Но он не требовал никаких процентов. Это было двадцать первого мая. Сколько буду жить, никогда не забуду этой даты.
Двадцать первое мая. В тот же день Хаттон заказал себе зубы. После грабежа, которого не было. Вот еще один пример того, как Хаттон распорядился своим маленьким состоянием, за что-то полученным от Макклоя.
— Где он брал деньги на такую щедрость, миссис Пертуии?
— Я могла задать ему такой вопрос, да? Конечно, я простая женщина из рабочего класса, но меня воспитывали правильно. Меня учили манерам. Так что, ради Бога, избавьте меня от ваших вопросов.
— Мистер Пертуии? — Ему придется отвечать на мой вопрос, подумал Уэксфорд. Он уже наговорил слишком много и вполне контролирует себя, так что не сможет отвертеться, ссылаясь на горе, как в прошлый раз. — Где он брал деньги? Двести пятьдесят фунтов за зубы, двести фунтов вам… Деньги, которые он неделя за неделей вносил на свой счет в банке. Он зарабатывал двадцать фунтов в неделю. Сколько вы зарабатываете, мистер Пертуии?
— Чуть больше, — сказал он. — В удачную неделю чуть больше.
— Вы можете одолжить вашему лучшему другу двести фунтов?
— Мой лучший друг умер.
— Пожалуйста, не увиливайте, — резко бросил Уэксфорд. — Вы знаете, как Хаттон жил. Не говорите мне, Пертуии, что вы не задавали себе вопрос, откуда приходят деньги? Вы спрашивали себя, и вы спрашивали его. Каким образом двадцать первого мая Хаттон стал богатым.
Теперь лицо Пертуии прояснилось. Он вздохнул, и в глазах сверкнула крошечная искра триумфа.
— Не знаю. Можете спрашивать меня хоть до Судного дня. Ничего не могу вам сказать, потому что я не знаю. — Он в нерешительности помолчал. — Вы спрашивали меня о Макклое. Двадцать первого мая Чарли не получал деньги от Макклоя. Просто не мог их получить.
Уэксфорд продолжал расспрашивать его, используя все уловки, какие накопил за долгие годы работы. Пертуии держал руку жены, качал головой и односложно уходил от ответа. Наконец Уэксфорд иссяк.
В специальном суде, куда было передано дело Мориса Келлема, прошло предварительное слушание, его признали виновным в краже ста двадцати фунтов из карманов мертвого Хаттона и оставили под стражей. Верден намекнул, что ему могут быть предъявлены дальнейшие обвинения. Но сам Верден не верил, что Келлем совершил убийство. Его дом обыскали сверху донизу, но никаких денег не нашли. У Келлема не было банковского счета, и его состояние исчислялось несколькими шиллингами. Единственный результат, какой дал обыск, это следы жестоких побоев на ногах Саманты Келлем. Ее пришлось передать под опеку властей графства. В связи с этим могли быть выдвинуты дальнейшие обвинения в адрес ее отца, но они бы не имели ничего общего с делом об убийстве и краже.
— Какой ваш следующий шаг? — лениво спросил доктор Крокер Уэксфорда и Вердена.
— Келлем не убийца, — хмуро взглянул на друга Уэксфорд.
— Вероятно, нет. Он предпочитает иметь дело с жертвами маленькими и слабыми. — И доктор разразился гневной тирадой в адрес арестованного Келлема.
— Ох, меня тошнит от этого проклятого дела! — неожиданно взорвался Уэксфорд. — Я провел все утро, пытаясь раскачать Пертуии. Сентиментальный дурак! Каждый знает, что Хаттон вор и обманщик. Но Пертуии молчит, потому что не хочет пачкать память о покойнике.
— Не плохой принцип, — заметил Верден.
— Любой принцип, Майк, становится плохим, если претворение его в жизнь оставляет убийцу на свободе. Хаттон выполнял работу для Макклоя и однажды решил выжать побольше из своего бывшего работодателя. Двести фунтов для Пертуии, двести пятьдесят фунтов для Виго… Ох, не могу опять все прокручивать.
— Тогда брось, — посоветовал доктор. Верден выглядел глубоко шокированным словами доктора, но, словно старая дева, прикусил язык. А Уэксфорд уже спокойно продолжал:
— Теперь я попробую ухватиться за другой конец, и надеюсь, ты расчистишь мне тропинку. В конце концов, ведь предполагается, что ты доктор.
Когда они вернулись в больницу, миссис Фэншоу была одна, но не лежала в кровати. Закутанная в черный нейлоновый халат — Крокер потом назвал его пеньюаром — она сидела в кресле и читала «Фанни Хилл».
— Вас пришли навестить главный инспектор, инспектор и доктор, — сообщила ей сестра Роза. Миссис Фэншоу всунула «Фанни Хилл» под журнал «Дом и сад», поспешно схватила горсть колец из шкатулки, которую принесла ей миссис Браун, и грациозно протянула Уэксфорду роскошно украшенную золотом и камнями руку. Уэксфорд увидел недовольное лицо с отвисшим подбородком и с морщинами идущими книзу от уголков рта. Глаза у миссис Фэншоу жестко сверкнули, и она ядовито объявила:
— Видите, я не сумасшедшая. Все считали меня сумасшедшей, когда я говорила, что моя дочь жива. Теперь я жду, что мне захотят принести извинения.
— Конечно, миссис Фэншоу. Мы приносим вам свои извинения. — Тем более, что они ничего не стоят. Уэксфорд вежливо улыбнулся и, глядя в раздраженное лицо женщины, вдруг вспомнил рассказ ее дочери, как отец платил матери за то, что она позволяла ему водить в дом своих любовниц. — Разумеется, никто не считал вас безумной, — возразил главный инспектор, — но вы пережили очень серьезную катастрофу. — Она согласно кивнула, и Уэксфорд подумал, правильно, она не стала безумнее, чем была всегда. Но, решил он, она никогда и не блистала умом.
— Вы находите эту палату не такой комфортабельной, как в клинике Принцессы Луизы? — сухо спросил Уэксфорд. — Насколько мне известно, в прошлом году вы лежали в клинике Принцессы Луизы на Нью-Кавендиш-стрит.
— Ничего вам неизвестно. Я была в больнице только один раз, когда родилась моя дочь. — Она сердито вздохнула. — Открылась дверь, и в комнату вошла сестра Роза с чаем для четверых. — По-моему, у вас не хватает персонала? Эти джентльмены официальные лица. Они пришли не со светским визитом.
— Спасибо вам, дорогая, — смягчил ее ворчание