— Расскажи, — потребовал он.
Кусая губы, я поведала ему свою историю. При этом глядя в глаза. С каждым моим словом Митчелл бледнел все больше.
А потом и вовсе вскочил и заходил по каюте, нервно сжимая кулаки.
— Что-то можно сделать?
— Присядь рядом, — попросила я.
Он помешкал немного, но выполнил мое пожелание. И сразу притянул к себе таким родным движением, обхватив талию. Я положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, вдыхая запах, такой знакомый и… свой.
Это мой человек, мой до последней черточки, до мельчайшей клеточки. Сколько можно себе противиться? Я хочу быть лишь с ним, и если не воспользуюсь хоть такой урезанной возможностью провести с любимым считанные минуты, моя жизнь прошла зря.
Я сама понимала, насколько мои мысли неправильны. Что значит — зря? Мы с отцом собираемся сделать вклад в благополучие если не галактики, то целой планеты точно. Айтарос не погибает, в отличие от меня, но условия жизни его обитателей существенно ухудшаются.
Митчелл чмокнул меня в макушку и погладил по спине. Моя миссия отошла куда-то на второй план. Это все потом, мне хотелось быть здесь и сейчас. Имею право хоть одну ночь да пожить для себя.
При этой мысли я ощутила явный трепет. Мою легкую дрожь уловил и Митчелл, сильнее прижал.
Я обхватила его обеими руками, пытаясь развернуть к себе корпусом. Он подался, склоняясь ко мне. Взял мое лицо в ладони, всматриваясь в мои глаза.
Не нужны были слова, чтобы понять, чего я хочу именно сейчас.
Мы не стали долго играть в гляделки. С моей стороны были любовь и отчаяние, с его — нежность и страсть. И все оказалось таким естественным. И прекрасным.
Вот бы эти мгновения длились вечно. Я не против, чтобы последнее, что вспомнил мой феноменальный мозг, окончательно догорая, была эта короткая ночь любви.
— Исабель, — сказал тихо Митчелл, когда мы лежали с ним на слишком узкой для двоих кровати, выбившись из сил и обнимая друг друга, — а ведь пожалуй, такого у нас не было ни в одной из жизней.
— Как же мы их бездарно провели! — я рассмеялась, пряча лицо на его груди, чтобы не смотреть на беспорядочно разбросанную одежду. Это зрелище меня смущало, в отличие всего остального происходящего.
Логическое мышление отключается напрочь.
— Ты многое вспомнила? — спросил он, перебирая мои волосы.
— Урывками, и не всегда отличаю придуманное от того, что действительно могло быть. В одном сне я привиделась сама себе дряхлой старухой. А ты был красавчиком, который в ужасе от меня сбежал.
— Прости за это, — Митчелл нежно поцеловал меня.
— Глупости какие, — ответила я через некоторое время, — ты не отвечаешь за этот бесчеловечный эксперимент. Он изначально построен так, что мы не можем пользоваться прошлым опытом.
— Но я нас туда и втянул, с другой-то стороны.
Мы буднично обсуждали древние технологии и опыт, который казался мне сейчас мистическим. Оказалось, мы оба помним про змей и ягоды. А вот полет в космосе, где мы договаривались на следующую встречу, снился лишь мне.
И я не знаю — игра воображения это, или правда.
— А ты меня отшила, когда я был экскурсоводом! — вдруг заявил Митчелл. — Могла бы хоть извиниться!
— Между прочим, я потом очень страдала, когда вспомнила, — оправдывалась я, — и чуть не сбежала из космической академии.
— Почему мы ни разу так и не смогли остаться вместе? — спросил он, и в голосе его прозвучала горечь. — Все время нам мешали какие-то условности. Как и сейчас.
— Нет, в этот раз иначе! — возразила я. — У меня правда слишком большая ответственность за чужие жизни.
— За взрослых людей, которые ждут избавления от девчонки? — он недобро сощурился. — И без жертвы юной красавицы эти тысячи бедных страдальцев не найдут, как себя реализовать? А знаешь, что будет потом?
— Что? — спросила я, предчувствуя, впрочем, неприятный для себя ответ.
И точно.
— Твоя жертва окажется ненужной, а подарок несвоевременным, — безжалостно сказал он, сев в кровати, — кому-то не подойдет климат, кто-то не сможет найти на новом месте работу и будет винить вас с отцом, что вы их дернули с насиженного места. А кто-то предъявит за слишком долгое ожидание. Нет, безусловно, будут и те, кто испытает искреннюю благодарность. Но люди предпочитают молчать, когда у них все хорошо. И громко высказываются, когда недовольны.
— Зачем ты так? — я натянула на себя одеяло. Меня начинало колотить.
— Аусмагал они сочтут слишком маленьким, население недружелюбным, чужой язык — сложным. А вас с отцом заподозрят в преследовании своих интересов. Знаешь, в чем главный недостаток жертв, милая?
Я помотала головой. К горлу подступили рыдания.
— Они чего-то стоят только тем, кто их приносит. А другой стороне достаются без усилий. И если ты с чем-то расстаешься, в глазах потребителя либо делаешь это с какой-то скрытой выгодой… или это не имеет особой ценности. Можно критиковать и требовать большего. Особенно будут усердствовать те, кто прилетят бесплатными рейсами. Психология чаек.
Я не знала, кто это такие, но звучало обидно. Он посмотрел на меня и охнул.
— Я расстроил тебя совсем. Прости, Бел. Что за странные разговоры в постели?
— Нет, ты все правильно сказал, — с трудом выдавила я, — могла бы и сама об этом подумать.
— Прости меня, — повторил он, — дело в том, что я жутко тебя ревную. И меня бесит то, что должно случиться. Поэтому я не теряю надежды переубедить свою самоотверженную возлюбленную. И уговорить хоть немного подумать о себе.
Последние слова он промурлыкал мне в ухо, да так, что я перестала мерзнуть.
— Тогда хватит этих разговоров, — прошептала я.
И на какое-то время он прекратил разоблачать недовольных жителей моей родной планеты.
Может, и правда никому не нужны мои жертвы?
Мои веки сами собой закрывались, когда я удобно устроила голову на плече Митчелла. Не знаю, сколько удалось поспать, но подпрыгнула я от того, что подо мной что-то задвигалось. Это было непривычно. Оказывается, мой командор решил осторожно высвободить руку.
— Мне лучше бы уйти незамеченным, — сказал он, виновато улыбаясь, — не хотел тебя будить. Ты выглядела такой умиротворенной.
— Я себя такой и чувствую.
Воспоминания о том, как именно