По возвращении в Ленинград на нее буквально обрушилась неслыханная слава Анатолия Чубайсова. Еще на вокзале она увидела громадную афишу: «КОЛЫБЕЛЬ РЕВОЛЮЦИИ ПРИВЕТСТВУЕТ ДЕЛЕГАТОВ ПЕРВОГО СЪЕЗДА УЧАЩИХСЯ ПТУ СТРАНЫ!». А ниже, чуть более мелким шрифтом было набрано: «ДИРЕКТОР ЛИСИ А. А. ЧУБАЙСОВ СДЕЛАЕТ ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ ДОКЛАД НА ПЕРВОМ ЗАСЕДАНИИ СЪЕЗДА». И это было только начало.
Выйдя на привокзальную площадь, чтобы сесть в троллейбус, Таня была ошеломлена треском целой кавалькады мотоциклов, которыми управляли странные бородатые парни, в темных очках и кожаных куртках. Сзади к ним прижимались довольно легкомысленно одетые девицы, а к багажникам мотоциклов были прикреплены развевающиеся красные полотнища с надписями: «ТОЛИК, ЖМИ НА ГАЗ!» или «СССР, ВПЕРЕД!» или «ЛИСИ, НЕСИ!». Прохожие шарахались, а одна пожилая женщина, по виду — блокадница, со смесью осуждения и восхищения пробормотала:
— Ох, уж эти чубайсята!
— А они вам что-то плохое сделали? — осведомилась Таня.
Старушка посмотрела на нее свысока.
— Сразу видно, вы, гражданочка, нездешняя… Скажете тоже — плохого… У внука моего три привода в отделение было. Думала, посадят его, рано или поздно… И вот приносит он на днях триста рублей, говорит: «Возьми, бабушка, купи себе альбом „ВЕСЬ ЭРМИТАЖ“. Ты же давно хотела». Я едва в обморок не упала. Решила, старая, обокрал кого-то. А он смеется. Мне говорит, в РПЦ аванс дали.
— В РПЦ? — переспросила Таня.
— Да, я уж и не помню, как этот их центр правильно называется… Чубайсов эти центры во всем городе организовал… Извините, милочка, в книжный тороплюсь, расхватают мой «ЭРМИТАЖ». Сейчас, таких как я, в городе пруд пруди…
Блокадница раскланялась и засеменила дальше. А потрясенная Таня, мгновенно забывшая о разговорчивом пыхтящем Толике, бросилась к телефонной будке. Трубку в квартире Чубайсовых взяла Клавдия Егоровна. Она обрадовалась Тане и сказала, что Толик на работе и продиктовала его рабочий номер. По нему, надменный женский голос сообщил, что узнает у Анатолия Аркадьевича, сможет ли он с ней, гражданкой Калужной, поговорить.
Вот ведь стерва, — со злостью подумала Таня, ожидая соединения со своим бывшим возлюбленным. Через минуту Толик все же откликнулся.
— Толик, это я, — сказала она. — Мы можем с тобою увидеться?
Он ответил не сразу, а когда заговорил снова, голос его был холоден и деловит:
— В семнадцать часов, у Летнего сада. У меня будет десять минут.
Глава 18
Она стояла у ограды Летнего сада в светлом коротком платьице, загорелая и женственно округлившаяся. Похоже, отдых у моря пошел ей на пользу. В одной руке Таня держала чемоданчик, в другой плащик. Надо же — прямо с дороги. Вертит головкой. Меня высматривает. Все глаза проглядела.
Если бы не груда дел, я бы не прочь с ней на часок вспомнить былое, но в семнадцать тридцать у меня переговоры с представителями ленинградской промышленности о возрождении дореволюционной автомобильной марки «Руссо-Балт», которая когда-то насчитывала несколько моделей, включая — гоночную.
Потом я должен буду оценить возможности первой в СССР модели мобильного радиотелефона, предназначенного для массовой продажи. Модель, получившую название БРТ-1 — бытовой радиотелефон один — разработали молодые сотрудники Всесоюзного научно-исследовательского института радиоаппаратуры, на основе технологии Леонида Ивановича Куприяновича, созданной им еще двадцать лет назад.
Так что на свидание с бывшей любовницей у меня было не более десяти минут. Бронированный «ЗИЛ» притормозил у поребрика. Первыми из машины вышли Шрам и Бондарь, который теперь тоже у меня служил. От прежних хулиганов и следа не осталось. Строгие темные костюмы, стильные прически, в народе уже прозванные «чубиками» или даже «чубаками», противосолнечные очки, наушник рации в ухе, под мышками кобуры скрытого ношения.
Осмотрели периметр, встали так, чтобы держать окрестности под контролем. Ребятки прошли краткосрочное спецобучение в питерском филиале учебно-тренировочного центра «Девятки», так что дело свое знали. Дали добро на выход из салон охраняемого лица. Меня — то есть. Я и вышел, не забыв прихватить букет роз.
Танюха, увидела сначала пацанов, которые ей были знакомы со времен наших посиделок в общаге, а потом и на меня вытаращилась. Понятно, что она не могла не услышать о крутом взлете моей карьеры, но одно дело слышать, а другое видеть. Я подошел, поцеловал ее по-братски, в щечку, вручил цветы, завернутые в хрустящий полиэтилен.
— Ну как отдохнула? — вежливо осведомился я.
— Спасибо, хорошо, — откликнулась она и смущенно потупила глазки.
Видать — и впрямь хорошо. Интересно — с кем? Хотя и не очень-то интересно. Главное, милая, ты сама сделала свой выбор. Я, конечно, тоже не грешил воздержанием. Маша в подмосковном Дунино, а здесь, в Питере, Маргоша, которая время от времени снимала мое напряжение. Чисто — для здоровья.
— Ты что-то хотела мне сказать? — подбодрил ее я, взглянув на часы. — Учти, у меня мало времени.
— На часы смотришь, — разочарованно протянула «гражданка Калужная». — Я думала мы…
— Что — мы? Никаких обещаний мы другу другу не давали, верно? Ты сама настаивала на нашей взаимной свободе от обязательств. И, как вижу, ты своей свободой воспользовалась.
Танюха уставилась на меня с суеверным ужасом. И тут же покраснела. Да, милочка, не умеешь ты контролировать эмоции.
— У меня папу арестовали, — тут же сменила она тему.
— Александра Ефимыча? — не слишком удивился я. — За что?
— Мама сказала, что за спекуляцию дефицитными запчастями для автомобилей… Такой ужас! Мама в совершенной растерянности… Не знает, что делать…
— Что делать, что делать… Жить на честные трудовые доходы. Скоро мы покончим со всем этим кумовством и хищениями.
— Мы? — переспросила она. — Разве ты служишь в милиции?..
— Нет. Мы — это советская общественность, непримиримая к разным формам спекуляции и расхищения социалистической собственности… Ладно, я узнаю, что там происходит с твоим отцом. У меня есть еще три минуты. Вопросы, просьбы?..
— Не знаю… Твои слова… Они такие холодные, чужие…
— У нас все кончено, Таня, если ты об этом…
— Ну тогда… пошел ты! — сорвалась она на крик.
Ребятки мои напряглись, но я поднял руку — все нормально.
— Да, ты прав! — продолжала орать «гражданка Калужная», распугивая голубей. — Я тебе изменила! Мой Жорик, он милый, добрый, умный, талантливый… Он… он… Внук двух великих писателей!
— Жорик? —