А тот бы не разослал, если бы из Москвы его не поддержал Андропов. Имея такую ксиву на руках, я ногой вышибал любые двери. Да и пресса меня поддерживала, воспевая каждый мой шаг. Сашко Травкин так вообще ходил за мною, как коза на веревочке. Ну так и не без пользы для себя.
Авторитет его, как журналиста, неуклонно полз в гору. Он уже был спецкором «Смены», да и в других изданиях то и дело появлялись заметки, типа: «Как сообщает специальный корреспондент газеты „Смена“ Александр Травкин, директор ЛИСИ, товарищ Чубайсов…» и далее следует очередная сенсация.
Подсуетилось и телевидение. Для съемок документального фильма о моей бурной деятельности, телевизионщики приставили ко мне оператора с японской видеокамерой, который вместе с Травкиным фиксировал все мои налеты на высокие и не очень кабинеты. От этого эскорта я не отказывался.
Еще бы! Завидев меня в сопровождении представителей средств массовой информации, чиновники обычно сдавались без боя. По городу поползли словечки «чубайсята» и « чубайсики». Ими обозначались парни и девчонки из моей команды, которые действовали от моего имени, имея соответствующие мандаты. Не мог же я все время мотаться по делам сам.
Увы, проявились следствия моей популярности. Во-первых, я обзавелся шлейфом из «детей лейтенанта Шмидта» — ловкачей, которые выдавали себя за моих родственников, друзей или соратников. Один раз органы охраны правопорядка задержали даже моего родного брата Артема. Пришлось начальнику ленинградской милиции потом передо мною извиняться.
Во-вторых, на меня уже дважды покушались. Один раз в меня бросили тухлым яйцом, а во второй — какой-то псих кинулся с тупым кухонным ножом. Оба раза охрана сработала жестко. Теперь меня сопровождал не только Илья, но и Степан. Иногда его подменял Вася Шрам, которого я официально взял на работу в ЛИСИ.
Старый «ЗИМ» пришлось заменить на современный бронированный. В особо важных — особенно — загородных — поездках мою машину сопровождали два охранника на «Явах». УВД при горисполкоме выпустило особое распоряжение, разрешающие моим безопасникам носить и использовать в случае надобности табельное оружие.
Понятно, что среди молодежи не только города на Неве, но и всего Союза у меня появилась куча фанатов. Они подражали моим прическам, манере одеваться и говорить. Дабы опередить разных жучков, пришлось заказать городской типографии разную полиграфическую продукцию — от постеров до настенных календарей и набора открыток.
И не столько с моими изображениями, сколько с образами того будущего, которое ждет СССР, если все наработки ЛИСИ будут реализованы. Мои выступления с различными инициативами собирали толпы народа. Пришлось переносить их из закрытых помещений на стадионы. Я бы почувствовал себя поп-звездой, если бы не был по горло занят.
В последних числах лета случилось два события. ЛИСИ переехал в новое здание, потому что семикомнатная квартирка ну никак не могла уже вместить всех моих сотрудников даже для проведения обыкновенного совещания, не то что — для работы. Здание, предназначавшееся для филиала ВНИИСИ, было достроено в рекордно короткие сроки.
Главный архитектор учел мои поправки к изначальному проекту и теперь на Кронверкском проспекте появилось современное, но удачно вписанное в историческую застройку сооружение, с трехэтажными подземными помещениями, включающими и гараж. Торжественное открытие нового здания ЛИСИ превратилось в общегородской праздник.
А вот второе событие касалось только меня лично. К началу учебного года, когда заканчивались последние приготовления к запуску РПЦ, причем, не только в ПТУ №144, которое теперь именовалось ЭУПЦ — то есть, экспериментальным учебно-производственным центром, но и в других учебных заведениях, с Юга вернулась Таня.
Она позвонила мне в разгар рабочего дня. Марго, которая теперь исполняла роль исключительно моей секретарши — с расширенными полномочиями — сообщила, что со мною желает поговорить гражданка Калужная. Я и не сразу вспомнил, кто это такая, но разрешил соединить.
— Толик, это я…
* * *
Приходит Толик, перемены наступают,
Бюрократы отступают, им не до сна.
С ЛИСИ от счастья люди головы теряют,
И расцветает вся Советская страна.
Эту переделку знаменитой песни Татьяны и Сергея Никитиных исполняли в скором поезде «Сочи — Ленинград» студенты, возвращавшиеся из похода по Северному Кавказу. Таня ехала на верхней боковой полке, потому что ее отец, Александр Ефимович Калужный, был уволен с поста директора СТО и на него завели уголовное дело. С деньгами в доме стало хуже, и мама выслала ей ровно столько, чтобы хватило на покупку билета в плацкартный вагон. И вот валяясь на верхней полке, Татьяна Александровна Калужная услышала эту песенку.
Какие-то слухи доходили до Тани даже в маленькой тихой курортной Хосте, где она отдыхала, но поверить в то, что речь идет об ее Толике, не могла. Правда, купив в киоске «Комсомолку», Таня прочла статью о речи ленинградского комсомольца Анатолия Чубайсова на конференции, но не о каждом же, о ком пишет молодежная пресса, студенты песни поют! Толик, конечно, милый, но не Павка Корчагин и не Олег Кошевой. А в общем Таня Калужная о нем и не думала. Потому что у моря она влюбилась.
Ее Жора, пусть и не знаменит, и даже не слишком спортивен: залысины у него и животик, но зато чрезвычайно умен. Таня могла слушать его рассуждения о западной экономике, которой советская в подметки не годилась, часами. Жора говорил, что и советские люди могли бы покупать себе все, что захотят, открывать собственные фирмы, ездить к морю не на наши, засиженные пролетариями и их крикливыми женами, пляжи, где песок пополам с камнями и фекалиями, а на лазурные лагуны тропических островов.
Эти его рассуждения завораживали, как сказки. Таня поняла, что хочет стать женой именно этого парня, а не кичливого и дерзкого на язык Толика. Тем более, что Жора был не из простой семьи. Его отец известный советский журналист, обозреватель в «Правде», а оба дедушки — великие советские писатели. Таня Калужная была настолько им очарована, что позволила ему то, что у нее много раз происходило с Толиком. Правда, в процессе первого с Жорой соития, она так закричала, якобы от боли, что перепугала паренька до полусмерти.
В общем Жора, как любовник ее разочаровал. Никакого опыта в этом деле у него не было. Он пыхтел, ерзал и едва не испустил семя, куда не следует. К тому же — очень быстро. Что не помешало Тане провести с ним разъяснительную работу. Она быстренько довела до сведения перепуганного и смущенного парня, что не сможет перенести потерю девичьей чести, если