Подошел к окну. Оно выходило во двор. Дождь прекратился. Возле «ЗИМа», на красной крыше которого блестели капли, топталась, нахохлившись, Ритуля. Вот же прилипла! Ну и что с ней делать? Сказать Илье, чтобы гнал взашей?.. А с другой стороны… Мне же понадобится секретарша. А любовница товарища Трошкина, надо полагать, уже бывшая, вполне подходит для этой роли. По всем параметрам. Пусть переезжает. Я отворил створку окна. Высунулся.
— Эй, ваше величество! — крикнул я, и эхо отразилось от стен, вспугнув голубей. — Поднимайся! Я пошутил!
* * *
— Мы пригласили вас для проведения профилактической беседы, — сказал человек в форме майора. — Надеюсь, услышанное здесь послужит вам уроком.
— А в чем, собственно дело? — завертелся низкорослый, с ранними залысинами, склонный к полноте юнец. — Я никаких законов не нарушал!
— Вас никто ни в чем не обвиняет, Егор Тимурович. Вы сын заведующего военным отделом газеты «Правда», Тимура Аркадьевича Гайдара. Внук двух наших знаменитых писателей Аркадия Петровича Гайдара и Павла Петровича Бажова. В университете на хорошем счету. Знаю, идете на красный диплом. Было бы жаль сломать жизнь такого молодого перспективного человека на самом взлете.
Гайдар вспотел, но старался не показать, что ему страшно. Вспомнились разговорчики в узком кругу друзей о том, что надо сделать переворот, как в пятьдесят шестом, в Венгрии. Привести к власти собственного Яноша Кадора, чтобы создать в Союзе свой гуляш-социализм. Неужели кто-то из парней настучал? Кто? Петька Авен?.. Ананьин? А может не настучали, а просто — проболтались?.. Трепачи…
— В таком случае, я не понимаю, товарищ майор, почему я вызван…
— Как я уже сказал — для проведения профилактической беседы, — повторил тот. — Это такой способ предотвращения преступлений. Когда преступление совершено, тогда и беседы ведутся другие. И называются они «допросами». Вам понятно, Егор Тимурович?
Гайдар обреченно кивнул.
— Советская власть дала таким как вы — все. Самое главное — образование, которое следует использовать во благо своему народу. Вы будущий экономист, следовательно, можете внести свой вклад в процветание страны. Партия не скрывает, что есть еще некоторые отдельно взятые недостатки в деле снабжения населения продовольственными и промышленными товарами. Не хватает жилья. Существуют проблемы с энергоснабжением отдаленных районов. Дорожно-транспортная сеть порой оставляет желать лучшего. Однако взгляните, Егор Тимурович, на все эти трудности с другой стороны. Глазами, так сказать, профессионального экономиста! Какой простор для творчества! Если вас действительно волнует жизнь советского многонационального народа, так приложите усилия, чтобы сделать ее лучше, не разрушая того, что созидалось десятилетиями! Ваш дед, Аркадий Петрович, будучи еще совсем юным, отправился воевать за советскую власть. А когда отгремела Гражданская, стал писать замечательные книги, на которых выросло уже несколько поколений. Началась Великая Отечественная война и ваш дед не стал прикрываться своей писательской славой и отсиживаться в тылу. Ушел воевать и погиб! И хотя его нет с нами, написанные им книги продолжают сражаться. Я ничего не перепутал?
Гайдар понуро помотал головой.
— И заметьте! — продолжал майор. — Аркадий Петрович вряд ли сомневался в истинности марксистско-ленинского учения, а ведь он был человеком образованным! Так почему же его внук предпочитает Марксу и Энгельсу буржуазного философа Адама Смита, а Ленину и товарищу Брежневу — ставленника американского империализма Пола Самуэльсона?
Стуканули все-таки, — угрюмо подумал Гайдар. — Ананьин, падла…
— Мне хотелось бы услышать ваш ответ, Егор Тимурович.
— Адам Смит — это основатель классической политэкономии, — начал бормотать тот. — Его идеи пронизаны буржуазным идеализмом, но Карл Маркс ссылается на его труды… А что касается Самуэльсона… Для борьбы с его враждебным учением, необходимо знать его основы…
— Рад слышать столь разумные речи, Егор Тимурович, — удовлетворенно покивал головой майор. — Для того советская власть и дала вам высшее образование, чтобы вы могли поставить крепкий заслон попыткам протащить в нашу страну враждебные ее народу учения. СССР уже неоднократно выигрывал экономическое соревнование с загнивающим Западом. Вспомните эту их «великую депрессию»… Чудовищный уровень безработицы. Закрывались предприятия. Людей выбрасывали на улицу, питаться благотворительной похлебкой. В то время как в нашей стране семимильными шагами шла индустриализация, укреплялось колхозное строительство, ширилось стахановское движение. За считанные десятилетия мы стали вровень с крупнейшими промышленными державами мира и выиграли самую кровопролитную войну в истории! Так скажите, Егор Тимурович, чему нас может научить буржуазный экономист Самуэльсон, который только о том и талдычит, как ловчее обмишуливать да объегоривать ближнего, называя это свободной конкуренцией и рыночной экономикой?
Гайдар только обреченно кивал. Он понимал, что спорить с этим чекистом бесполезно. А если попытаешься приводить факты и цифры, то профилактическая беседа сможет запросто перерасти в допрос. После которого он не в Дунино поедет, как собирался, а в Бутырку. Лучше со всем соглашаться. И уверять, что и в мыслях не было превозносить учение Самуэльсона, что он, сын правдинского журналиста и внук двух советских литературных классиков, на самом деле — преданный делу коммунизма борец с тлетворным влиянием Запада.
— Я… осознал свои заблуждения и готов исправиться, — пробормотал он. — Действительно, давно пора дать бой буржуазным экономическим учениям.
— Вот и замечательно, Егор Тимурович! — обрадовался майор. — Вам осталось только подписать это и вы можете быть свободны.
Перед Гайдаром лег листок, на котором было что-то напечатано.
— Что это?
— Согласие на добровольное сотрудничество с органами государственной безопасности.
Глава 16
Пора было показаться на глаза родителям. Не моим — Чубайсова. Хотя мои-то в 1977 тоже были живы. А сам я еще совсем сопливый пацан. Надо бы поглядеть на них хотя бы со стороны. Правда, далековато ехать. Аж в Душанбе. Разгребусь с делами, слетаю. Оставив Марго на хозяйстве, мы с Ильей забрали московские гостинцы и погрузились в «ЗИМ». Я назвал свой старый адрес. Было воскресенье, так что родители могли оказаться дома.
Не спорю. Мне хотелось произвести впечатление. Конечно, Аркадий Борисович уже в курсе моих успехов. Вслед за «Комсомолкой» о моем почине раструбила вся советская пресса. Но «ЗИМ» у парадного и семикомнатная квартира на Кировском да еще в Доме Трех Бенуа… По советским меркам я живу теперь, как принц крови. И все это — без обмана, без разных темных махинаций.
Мы с Ворониным поднялись к нашей квартире. Звонить я не стал, отпер своим ключом, и застал в прихожей маму. Он сразу же кинулась меня обнимать. Не стесняясь