Вовремя поддержал инициативу Андропова, которого многие в ЦК видели преемником стремительно слабеющего Генсека. Но ведь и Юра тоже не молод. Умрет Брежнев, сколько главный комитетчик успеет поруководить страной? Романов осторожно навел справки о здоровье «друга». Не у Чазова, конечно. У того сведений о насморке не выудишь, не то что о чем-то более серьезном, но есть и другие люди. В общем, на долгую жизнь верному последователю Дзержинского рассчитывать не приходится. Кто следующий? Черненко, если доживет… Глава Ленинграда был еще молод и мог рассчитывать на то, что переживет обоих.
Этот рыжий юнец, который без стеснения лопает черную икру, может оказаться той пешкой, с помощью которой он, товарищ Романов, при определенной сноровке, сумеет пройти на шахматной доске высшей власти в ферзи. И дело не столько в том, что его инициатива, поддержанная уже на самом верху, сама по себе интересна, сколько в том, что она может расшатать сложившуюся систему партийно-хозяйственных отношений, дать дорогу людям мыслящим прогрессивно, но в силу своей честности, бьющимся в глухую стену финансовой дисциплины.
— Во время предыдущей нашей встречи, вы говорили, Анатолий Аркадьевич, что у вас есть и другие идеи. Поделитесь или… секрет?
Чубайсов молчал. Настороженно глядя на него исподлобья. Романов его понимал. Могут ведь и задвинуть в дальний угол, а идеи выдать за свои. Желающих погреть руки у чужого комелька всегда хватает.
— Поймите, я интересуюсь лишь для того, чтобы лучше определиться с тем местом, которое вы должны будете занять в разворачивающихся событиях, — снова заговорил Романов. — Я понял, что место комсомольского функционера вас не устраивает. Вы хотите не столько людьми руководить, сколько — процессом.
— Не совсем так, Григорий Васильевич, — сказал парень. — Руководить — это дело партии и специалистов, а моя функция, скорее, состоит в определении стратегии.
— У вас и размах! — не слишком удивился первый секретарь Ленобкома. — Но вы себе противоречите. Определять стратегию — и значит руководить.
— Григорий Васильевич, можно я скажу прямо?
— Разумеется.
— Давайте разделим задачи. Вы руководите городом. Определяете стратегию его развития. Я — генерирую идеи для этого развития, а вы их воплощаете.
Романов опешил. С такой наглостью он давно не сталкивался. А может быть — никогда. Ведь этот рыжий нахал даже не в первые его замы метит, а минимум — в кардиналы Ришелье. Всесильный советник при слабом государе. Вот только себя Григорий Васильевич слабым точно не считал. И потому видел, что нахальство этого рыжего щенка вовсе не от неопытности и непуганности. Нет в его глазах ни наивности, ни страха. Скорее — ожесточение и твердая уверенность в необходимости перемен. А еще — решимость их осуществить.
Рискнуть? Поступить так, как никто никогда не поступал. По крайней мере — при советской власти. Не нужна этому Чубайсову официальная должность, не хочет он быть винтиком государственно-комсомольско-партийного аппарата, ну и черт с ним! Хочет быть кардиналом. Будет. Только не в красной сутане, а в серой. Дать ему конторку с неопределенным статусом, автомобиль, охрану, секретаршу с ногами и титьками, как у Софи Лорен, прямой доступ к его, первого секретаря Ленинградского обкома, персоне и долю в доходах от реализации этих его безумных идей. И пусть генерирует. Обосновано. С расчетами.
— И еще, мне нужна команда, — произнес рыжий.
Вот тут Григорий Васильевич обомлел по-настоящему. Да он что и мысли читать умеет⁈ А может он из этого, из НИИ «Прогноз», где, по слухам, гэбэшники разных там экстрасенсов пестуют. Недаром же Юра так его опекает. Вполне возможно, что весь этот их, с Чубайсовым, разговор, это хитрая такая проверка лояльности. Отказать нельзя. Да и поздно. Если Леня одобрил, Пленум ЦК проголосует единогласно. В газетах начнется обычный шум, а у него, первого секретаря Ленобкома, уже и реальная работа проделана. Еще один ход на доске будет сделан. Цель станет ближе.
— Если у вас есть кандидатуры, Анатолий Аркадьевич, вам стоит лишь назвать их имена.
Глава 15
— А хорошо бы, если б не было у нас попутчиков, правда? — спросила Маргарита, попрыгав на мягкой обивке нижней купейной полки.
— Ну как тебе Володя, понравился? — проигнорировав ее намек, спросил я.
Она отмахнулась.
— А, мальчонка еще сопливый… Я юбку задрала, он заплакал.
Сдвижная дверь с шумом отъехала в сторону.
— Добрый вечер! — поздоровался Илья Никитич, закидывая объемистый чемодан на багажную полку.
Я показал королеве Марго язык. То же, конечно, мальчишечий поступок, ну так я теперь и есть мальчишка. Правда, бедовый.
— Что, опять «Жигуленок» твой заглох? — спросил я.
— «Жигуль» в гараже. А задержался я потому, что обычная волокита в отеле кадров и бухгалтерии.
— Так вы с нами насовсем? — спросила Рита.
— С Анатолием Аркадьевичем, — дипломатично уточнил гэбэшник.
— А что же вы один? — не унималась она. — Где жена, дети?
— Я в разводе. Дочь уже самостоятельно живет.
В глазах любовницы товарища Трошкина забегали чертенята. Она демонстративно поправила юбку. Не ту ли, что задирала перед Фокиным? Впрочем, меня это уже не волновало. Марго, конечно, девочка в высшей степени призывная, но не в моем вкусе такие, которые направо и налево. Непорочные мне больше нравятся… Таня, Лида, Маша… Я был у них первым. Может и глупо бахвалиться этим, да ведь я только перед собой.
— Мальчики выйдите, мне переодеться надо, — проговорила Марго.
Мы с Ильей встали. Вышли. За нашими спинами с грохотом захлопнулась дверь. Дрогнул и поплыл за окнами перрон с провожающими и освободившимися носильщиками. «Красная стрела» тронулась в путь. Я почувствовал, что меня клонит в сон. Прошлую ночь не спал толком. А день был суматошным. После с разговора с Романовым, в котором определилось мое ближайшее будущее, я посетил две редакции «Молодой гвардии» и «Комсомольской правды».
В молодежном издательстве я сразу двинул к директору. И с ходу задал вопрос