Так что разговор с Комитетом нужен, чтобы хотя бы увидеть реакцию, подумать, может и против него, Романова капают. Не секрет же, что скоро, да в любой момент Леонид Ильич Брежнев может и умереть. И тогда точно начнется внутрипартийная война. Так что, против него, Романова капают?
— Товарищ Романов, к вам товарищ Носырев, — сообщила секретарь.
Игорь Васильевич сразу же приказал пустить начальника Управления Комитета Государственной Безопасности по Ленинградской области.
Генерал-лейтенант Даниил Павлович Носырев вошёл в кабинет к хозяину Ленинградской области, озарённый улыбкой, всячески показывая, что он раз видеть Романова.
— Григорий Васильевич, ты чего меня так спешно дёрнул? Случилось чего? — спросил генерал-лейтенант КГБ, пожимая протянутую руку Первого секретаря.
— Ты садись, Даниил Павлович, в ногах правды нет. Её и вовсе крайне мало осталось на белом свете, — философски заметил Романов.
— Ну, ты чего? Молодой же ещё, еще можешь работать и правду искать, — сказал Носырев, присаживаясь, и на немой вопрос с демонстрацией бутылки армянского коньяка, кивнул согласием.
— Ты мне скажи, Даниил Павлович, строишь ли козни против меня? — вроде бы и с юмором, но предельно серьёзным тоном спрашивал Романов.
— С чего ты взял? Или ты про то, что пируешь в Эрмитаже вспомнил? Так не от меня это пошло. Говорил тебе, что нужно проверить всех приглашённых на свадьбу твоей дочери. А то там только молодёжи сколько было, всех и не проверишь, — генерал-лейтенант поблагодарил кивком за протянутую рюмку с коньяком. — Да и чего беспокоишься, тебя же не было тогда в Эрмитаже.
Ещё месяц назад Романов и сам думал, что те слухи, которые распространяются по Ленинграду, причём пока очень вяло, не должны быть провокацией со стороны КГБ или каких-нибудь конкурентов из Центрального Комитета.
Всё слишком мелко. Может быть, только чуть больше, чем говорили и до свадьбы дочери. Но как же людям не говорить, если хозяин Ленинградской области, действительно, пожелай он того, мог бы свадьбу сыграть и в Эрмитаже, да хоть в Петергофе или в Царском Селе, в Пушкине? Романову было вдвойне обидно, что не сделал именно так, он в какой-то момент идею сам отмёл.
Свадьба дочери состоялась три года назад на даче Романова, пусть и государственной. Но как раз-таки с этой локацией никаких проблем не было. Как и не должно было быть проблемы с тем, что на второй день замужества дочери многие гости поехали кататься по Финскому заливу на теплоходе.
Это барские замашки? Так теплоход можно было арендовать любому функционеру, были бы только деньги и немного связей. Или достаточно было просто в какой-то момент выкупить все билеты на прогулочном теплоходе. Ну и дать немного денег капитану и в порту.
Но в Эрмитаже ничего не было. Как не было и разбитых царских сервизов. Слухи об этом уже стихают, так и не подхваченные никем. Вот Романов и почти что забыл о них, а Носырев напомнил. Намекнул на что-то? То же может быть [история с царскими сервизами всплывёт у Романова лишь только в 1982 году, когда выйдет статья в немецкой газете. Свадьба же дочери состоялась восемью годами ранее].
— Что происходит, Даниил Павлович? Почему твои бойцы шерстят учебные заведения моего города? Кого ищете? — уже жёстким, решительным тоном спрашивал Григорий Васильевич Романов.
— Ну, допустим, я не должен тебе абсолютно всё рассказывать, — Носыреву явно не понравился тон первого секретаря обкома.
— Мне нужно Юре позвонить? C Андроповым я в отличных отношениях. Ну а наша с тобой дружба не стоит и выеденного яйца? — с ноткой обиды спрашивал Романов.
— Да не от меня это идёт! Могу только сказать, что там молодёжь что-то то ли хулиганит, то ли собирается хулиганить. И мне эта история самому не нравится. Москвичи залезли туда, где их особо не ждут. Причём, используют моих же сотрудников, — разоткровенничался генерал-лейтенант.
Даниилу Павловичу Носыреву было неприятно признаваться, что пришла резолюция из Москвы на проверку некоторых молодых людей. Конечно, инициирующие это дело москвичи говорили, что ничего страшного не происходит.
А ну тогда, почему? И Носырев не признавался Романову не из-за того, что это была какая-то тайна, а просто потому, что не хотел уронить лицо и показаться человеком, который не держит под контролем Комитет гос безопасности в Ленинграде, будучи начальником управления КГБ.
— Понимаешь, Григорий Васильевич, убили одного нехорошего гражданина, который был стукачом и весьма помогал, в том числе и мне, контролировать ситуацию с фарцой в Ленинграде, цеховиками. Благодаря ему мы не давали разгуляться спекулянтам, несмотря на то, что Ленинград часто посещают интуристы. Периодически то одного, то другого фарцовщика закрывали. Сам должен знать, что не так легко осудить фарцовщика. Когда сложно найти концы, любой адвокат, если ему сверху немного дали на лапу, сделает так, что срок будет небольшим. Если, конечно, нет валюты, — протягивая руку за долькой лимона, чтобы прикусить после выпитой очередной рюмки коньяка, откровенничал генерал-лейтенант.
Романов знал, оба мужчины прекрасно понимали, что побороть фарцу на определенном этапе, путь ненадолго, вполне реально. Многие имена записаны в разные специальные тетради. Вот их согласно списку и перестрелять.
Но на смену одним придут другие. При этом кровь будет литься сначала тонкой струйкой, потом целыми потоками. Тут нужна жёсткая линия товарища Сталина. Ну и своеобразный тридцать седьмой год. А вот на такое Советская элита пойти никак не может. Да и общество уже не пойдет. Не те времена, не те механизмы принуждения.
Вовсе Советская элита на серьёзные шаги пойти сейчас никак не может. Складывается впечатление, что партийные функционеры похожи на работяг, которые в одиночку разгрузили несколько вагонов цемента, присели в мягкие кресла — и теперь даже домкратом поднять их с этих кресел невозможно.
Они закрыли глаза и наслаждаются комфортом. И крайне мало тех, кто ещё может встать с кресла. А если есть кто-нибудь, кто еще в силе, то это неразумные голодные волки, которые готовы не только покусать сидящего в кресле в далёком прошлом работягу, но и погрызть то самое кресло, да так, чтобы никому оно не досталось, чтобы не было больше никого, кто захочет после трудового дня отдохнуть.
— Я знаю, что твои чекисты весьма интересуются молодёжью. Да я не против,