— Не только. Практически одновременно с гонцом к лорду Аддингтону примчался сам король Георг. Его величество пребывал в жутком волнении. Он кричал, размахивал руками, и из его речи я понял, что он считает виновным в произошедшем своего сына. Мы с Семёном Романовичем не успели уйти, когда его величество отдал приказ арестовать принца Уэльского, обвиняя его в измене, — отрапортовал Гольдберг.
— Осень, что поделать, — я потёр лоб, затем решительно подошёл к печи и бросил в огонь этот документ, хотя он и не содержал на первый взгляд ничего компрометирующего. — Это вы писали? — спросил я капитана, беря в руки кочергу, чтобы поглубже в огонь затолкать плотную бумагу.
— Это мой доклад Александру Семёновичу, — на этот раз Гольдберг контролировал каждое своё слово, отвечая мне очень осторожно. — Я привёз его лично, но Александр Семёнович, ознакомившись с докладом, велел отвезти его вам, ваше величество.
— Французы в курсе того, что произошло? — резко спросил я, глядя, как огонь поглощает бумагу до самого конца, а пепел оседает на горящих углях.
— В том, что произошёл арест его высочества принца Уэльского, разумеется, в курсе, — Гольдберг задумался. — У Талейрана много шпионов при дворе его величества короля Георга.
— Вопрос в том, что в этом случае предпримет Наполеон, — я обвёл задумчивым взглядом комнату.
— Англия и Франция всё равно находятся в состоянии вялотекущей войны, — немного подумав, осторожно сказал Гольдберг. — Что ещё Франция может предпринять?
Мой взгляд остановился на капитане. Что-то в его пояснениях меня настораживало.
— Иван Савельевич, а что вы вообще делали у Аддингтона, когда туда примчался взволнованный король Георг? — наконец я понял, что именно меня напрягало.
— Лорд Аддингтон пригласил графа Воронцова для приватной беседы. Он почему-то уверен, что Семён Романович вскоре снова будет назначен послом в Англию, и что дело осталось за малым, — ответил Гольдберг. — А Семён Романович попросил меня его сопровождать. Он сказал, что ему будет проще снять с себя обвинения в измене, если на подобные встречи его будет сопровождать человек Макарова.
— Граф Воронцов весьма долго жил в Лондоне и слишком прикипел к этим вечным туманам. Он не подходит на роль посла, — машинально заметил я. Посол в Англию — это была моя самая больная тема. Я никак не мог понять, кого лучше всего туда назначить. Не Воронцова это точно. — Так что хотел премьер-министр от графа, коль скоро он видел в нём будущего посла?
— Лорд Аддингтон пытался прощупать почву насчёт укрепления союза с вашим величеством… — Гольдберг на мгновение замолчал, а потом быстро добавил: — Король Георг был слишком взволнован, он практически не контролировал то, что говорит. Лорд Аддингтон попытался нас выставить вон, но его величество схватил меня за рукав. По-моему, он принял меня за кого-то другого и много говорил, обращаясь ко мне. В основном он говорил о вероломстве принца Уэльского, но в его иной раз бессвязной речи промелькнуло пару раз, что Аддингтон ведёт переговоры с Талейраном. Англия хочет заключить с Наполеоном мир и тем самым предать все те союзы, что заключались для борьбы с корсиканцем.
— Это нормально, — я потёр лоб. Никогда ничего не знал об этом периоде в плане политики. Кто с кем дружил и против кого. И посла у меня надёжного на этом проклятом острове нет! — Мы для Англии недалеко ушли от тех же индусов. А предать союз с туземцами — это и не предательство вовсе.
— Я не считаю, что это нормально… — Гольдберг сжал губы. Надо же! Служит у добрейшего Александра Семёновича, уже организовал два покушения в Лондоне, одно со смертельным исходом, а всё ещё в какое-то благородство в политике верит. Но ничего, это лечится. Гольдберг уже почти идеальный безопасник, должны же у него быть маленькие недостатки. — И дело даже не в том, что Аддингтон пытается усидеть на двух, а то и трёх стульях, для политика его уровня это-то как раз прощается. Дело в том, что он допустил, чтобы я услышал, что бормочет его полубезумный король. Он что, считает нас не просто туземцами, а ещё и полными идиотами?
Ан нет! капитан всё-таки практически безупречен. Он и Клим Олегович Щедров, начальник Московского отделения Службы Безопасности — это тот резерв, который Макаров вытащил откуда-то из-за пазухи. Как тот факир, ей богу! А сколько ещё он таких вот самородков от меня прячет? И я ведь так и не узнал, кто из слуг, допущенных ко мне и моей семье, ему на нас стучит.
— Вы не разочаруетесь, капитан, если я скажу, что да? — я вздохнул. — Не все, к сожалению. В противном случае мы бы уже правили миром. Значит, Франция ничего активно не предпринимает. А почему? Если есть какие-то мысли, то говорите, Иван Савельевич, не стесняйтесь. Вы гораздо дольше, чем я, знакомы с этими господами и в силу своей службы успели их немного изучить.
— Талейран опасается, что к власти снова придёт Питт, — подумав, предположил Гольдберг.
— А он может прийти к власти? — я испытывающе смотрел на него.
— Да, может, — Гольдберг нахмурился. — Аддингтон не имеет парламентского большинства. А сейчас, когда все убедятся, что король безумен, поддержка Георга ему ничем не поможет.
— И тогда Георга запрут в каком-нибудь живописном месте, приставят к нему пару сиделок пофигуристее, чтобы его величество вообще ни в чём не нуждался, и здравствуй, Регентство. Это плохой вариант, Иван Савельевич, это очень плохой вариант. О принце Уэльском можно много говорить и не всегда хорошее, но он совершенно точно не дурак, — я саданул кулаком по стене. — Вот же гадство-то какое! И как нам сделать, чтобы его арест стал постоянным, и чтобы Питт не пришёл снова к власти?
— Почему вы не хотите, чтобы Питт снова стал премьер-министром? — Гольдберг пытался понять, что мною движет.
— Потому что я изучил все документы, связанные с нашими союзами и Коалицией. Питт хочет войны. А мы пока не можем себе позволить воевать с Наполеоном. Потому что к веселью сразу же подключатся османы. Воевать на два фронта — то ещё удовольствие, Иван Савельевич, — воскликнул я в сердцах. — Тем более накануне или во время больших реформ в