Нашлась, тем не менее, в списке неудач и такая, что нам с тёзкой откровенно понравилась. В дело было подшито экспертное заключение, утверждавшее, что стекло, осколки которого обнаружены на месте преступления, в Российской Империи не производится, из-за границы в Россию не поставляется, и установить место его изготовления не представляется возможным. Далее эксперт, некий инженер Вербин, высказывал предположение, что принадлежат осколки, скорее всего, остеклению кабины автомобиля, но марка этого автомобиля лично ему неизвестна. Что ж, за высокую квалификацию господина Вербина можно было только порадоваться, но куда больше радовало нас с тёзкой полное отсутствие перспектив у попыток следствия прояснить вопрос с присутствием на месте преступления второго автомобиля и разыскать его водителя и пассажиров. Вот и не надо, нечего тут кому-то знать, что и как там произошло на самом деле, и нечего вообще никому знать о наших с тёзкой двух разумах. Так и всем жить проще, и нам спокойнее.
Тем не менее, несмотря на все неудачи, преследовавшие Воронкова, возможность оказаться раскрытым у дела ещё имелась, но для этого следовало проделать немалую работу.
Прежде всего оставалось разыскать, наконец, тех двух персонажей, связанных с Голубевым, как и установить личность третьего и тоже его найти. Больших надежд мы с тёзкой тут не питали, но необходимости найти этих фигурантов и таким образом закрыть вопрос с ними это не отменяло.
Изучение связей университетских библиотекарей представлялось более перспективным, хотя мы оба понимали, насколько долгой и кропотливой будет такая работа, и совсем не понимали, когда господин Воронков сможет за неё приняться. Но пока что выходило, что наводчика следовало искать именно там, а уже через него пытаться дотянуться и до заказчика. Тут, правда, тёзка обратил внимание на некоторую неувязку — если он записался на определённый день, почему Голубев выехал ему навстречу именно поздним вечером?
— А ты часто так поступал? — спросил я. — В смысле, часто ли выезжал в Москву в ночь, если у тебя были какие-то дела на следующий день?
— Да почти всегда, — подумав, ответил он.
— И время выезда тоже всегда было одним и тем же? — я захотел уточнений.
— Ну да, — признал дворянин Елисеев.
— Значит, среди твоих приятелей это знали почти что все? — продолжил я. — А от них мог узнать и вообще кто угодно?
— Получается, что так… — недовольно выдал тёзка.
Ну да, недовольство его я хорошо понимал — это что теперь, ещё и его университетских приятелей шерстить придётся? Та ещё работка, мать её, да и отношения с теми приятелями можно подпортить… Но заниматься этим, боюсь, будет надо, если только не найдётся в ходе следствия какая-то иная зацепка. Вот только когда теперь сможем мы к этому делу вернуться?..
Глава 2
Институтский переполох
В Михайловском институте физиологической психологии Российской Академии наук нас уже ждали, причём не только институтское начальство. Сразу за въездом на институтскую территорию успел расположиться пост жандармов — офицер, вахмистр и трое нижних чинов. Смотрелись жандармы — офицер с расстёгнутой кобурой, вахмистр с «юргенсом» и нижние чины с ППШ — даже несколько устрашающе, что нас с тёзкой, однако, не пугало, поскольку Денневитц по пути сообщил, что следствие в Михайловском институте будет вести особый комитет, составленный из чинов дворцовой полиции и жандармов, а если потребуется, привлекут и полицейских сыщиков.
Вопрос со свободой проезда Денневитц решил легко и просто, показав, не выходя из машины, служебный жетон, и наша колонна неспешно втянулась за ворота. Да, колонна — помимо бронированной «Яузы», перевозившей столь ценных служащих дворцовой полиции, как надворный советник Денневитц, титулярный советник Воронков и внетабельный канцелярист Елисеев, с нами ехали ещё одна «Яуза», уж не знаю, бронированная или нет, с какими-то нам с тёзкой незнакомыми господами в штатском, тентованный «кабан» с солдатами лейб-гвардии Кремлёвского полка, «Терек» с радиостанцией и два автобуса — один тоже с публикой в штатском, второй пустой, видимо, на случай арестов. Всё, короче, очень серьёзно, серьёзнее некуда.
На самом деле, как опять же рассказал Денневитц, гвардейцы и жандармы заняли Михайловский институт ещё на рассвете, и к нашему прибытию старательно исполняли известное в полицейской практике правило «всех впускать, никого не выпускать». Не знаю, кто операцией командовал, но действовал он исключительно грамотно — «захватчики» расположились на территории института так, что со стороны Камер-Коллежского Оленьего Вала никто бы и не заметил, что Михайловский институт взят ими под контроль.
Институтских сотрудников и служащих, с утра начавших приходить на службу, провожали на их рабочие места и велели заниматься своими делами, не перемещаясь ни между зданиями института, ни внутри каждого отдельного здания, так что к появлению в институте представителей того самого особого комитета обстановка в научно-исследовательском учреждении потихоньку становилась напряжённой и нездоровой, поэтому мы сразу взялись её разряжать и оздоровлять, насколько это было возможным сделать в рамках поставленных нам задач, каковых имелось аж три штуки. Первым номером значилось выявление всех сотрудников института, причастных к заговору и мятежу, с их арестами и последующим следствием для точного установления степени вины каждого. Под номером два шло разбирательство с частными заработками институтских сотрудников и вообще состоянием денежных дел в институте, тоже с арестами и дальнейшими следственными действиями. Номер же третий достался всему остальному, что господин надворный советник Денневитц посчитает достойным внимания, аресты и продолжение следствия также отдавались здесь на усмотрение Карла Фёдоровича.
— Надворный советник Денневитц! — вместе с очередным показом жетона назвал себя он на жандармском посту в фойе главного здания Михайловского института. — Кто здесь старший?
— Отдельного корпуса жандармов ротмистр Журавлёв! — представился высокий и длинноногий, под стать своей фамилии, офицер и принялся докладывать текущую обстановку: — Мною изъяты списки сотрудников и служителей института. Составлен отдельный список отсутствующих, каковых набралось одиннадцать человек, по их адресам отправлены наряды для выяснения причин отсутствия и, по возможности, доставки сюда. К настоящему времени доставлены четверо отсутствовавших без уважительной причины, оставлены караулы по месту жительства двоих больных, по остальным пятерым сведения пока не поступили!
— Превосходная работа, ротмистр! — Карл Фёдорович протянул жандарму руку. — Примите мою признательность! И дайте мне провожатого, знающего, где кабинет директора.
— Петров, проводи его высокоблагородие! — приказал ротмистр жандарму с лычками старшего унтер-офицера на погонах, и мы двинулись по институтским коридорам.
Директор Михайловского института академик Фёдор Фёдорович Угрюмов выглядел