Ярость закипела в груди, разжигая сердце и ослепляя нормальное сознание. Я видел перед собой не просто стрелка, сделавшего страшную попытку лишить графа жизни, а ключ к раскрытию куда более страшных дел, которые могут стать серьёзной опасностью для моего семейства. Ноги сами понесли меня вперёд, сабля засвистела в воздухе, нанося серию быстрых рубящих ударов. Бывший хозяин успел натренировать собственное тело, соответствуя званию русского аристократа, а потому я пользовался любой возможностью. Правый бок, левое плечо, снова правый бок — удары лились непрерывным потоком.
Вот только убийца был не пальцем деланный. Он не пытался блокировать удары своим вытянутым тесаком, вместо этого уходя корпусом, отклоняясь, пригибаясь. Его нож то и дело совершал опасные выпады — короткие, точные, словно укусы змеи. Один такой удар распорол мне рукав, оставив на коже тонкую полоску, быстро начавшую кровить, заливая одежду этой горячей жидкостью.
Я стиснул зубы. Боль была острой, но не ослабляла меня, наоборот, обостряя чувства и позволяя мне сражаться куда эффективнее. Я вдруг ощутил, что осознал ритм боя. В следующий момент, когда противник сделал выпад, я не стал отступать. Вместо этого я резко шагнул вперёд, подставляясь под удар.
Противник не ожидал подобного шага, и нож коснулся плоти, прорезав одежду, как нож тёплое масло. Занесённая для удара сабля врезалась в основание шеи стрелка. В последний момент он дёрнулся, отчего удар вышел не смертельным. Убийца хрипел, попятился назад, а по его потной шее стекала тёмной струйкой кровь.
Мы принялись кружить вокруг друг друга, как два волка перед смертельной схваткой. Ноги поднимали пыль, дыхание было тяжёлым. Я ощущал, как кровь из раны медленно сочится по руке, но старался не обращать на это большого внимания. Весь я сосредоточился на своём противнике, стараясь следить за движениями его плеч, за тем, как пальцы сжимают деревянную рукоять ножа, за глазами, внутри которых отражался холодный расчёт.
Исход схватки наступил неожиданно. Убийца сделал движение влево, будто собирался пронзить мой правый бок, но я не купился на финт. Убийца перенёс вес на правую ногу, и к этому короткому мгновению я был готов. Моя сабля опустилась вниз, перечеркивая стан убийцы от правого плеча к левому боку. Сталь вошла легко, почти без ощутимого сопротивления.
Наступила странная тишина. Убийца стоял, широко раскрыв глаза. Его изогнутый нож выпал из ослабевших пальцев, глухо ударившись о землю. Я не отводил взгляда, видя, как жизнь медленно уходит из серых глаз преступника. Тело медленно опустилось на колени, а затем рухнуло на бок.
Семён, до сих пор стоявший подле своего коня, медленно подошёл к дёргающемуся в конвульсиях телу. Казак несколько раз ткнул тело кончиком сабли, а затем молча подошёл вплотную и нанёс сильный удар ногой. Сапог врезался прямо в солнечное сплетение, а потому живой человек не смог бы не отреагировать на столь серьёзный удар.
— Не наш, — пробормотал телохранитель, разглядывая черты лица преступника, — Чёрт его знает, кто такой. Революционер, бандит или фанатик какой. — Казак посмотрел в сторону, где за лесом скрывалось поместье, — Надо возвращаться и проверить графа. Его не брали пули персидских горцев, так что и эту пулю он должен был пережить.
Я ответил далеко не сразу. Я смотрел на кровь на своих руках и на саблю, которая дрожала в моих пальцах. Раньше мне уже приходилось убивать людей, правда, тогда я лишал человека жизни при помощи огнестрельного оружия, что было банально психологически проще, чем делать это ножом, мечом или другим оружием ближнего боя. Меня трясло, хотелось влить в себя пару бутылок крепчайшего алкоголя, но Семён был прав — нужно было возвращаться обратно в дом.
Лунная дорога домой казалась просто бесконечной. Я скакал на лошади, ощущая каждую кочку и рытвину дороги, не чувствуя боли от собственной раны. За моей спиной скакал Семён, привязавший окровавленное тело убийцы, но мысли мои были заняты другим. Ветер шевелил листву, а я надеялся, что недавний праздник жизни не окончится новой смертью.
Усадьба встретила нас с тревожным светом в окнах. На крыльце металась Анна, её наряд покрылся пылью и пятнами отцовской крови. Заметив меня, она застыла и посмотрела с немым вопросом в глаза. Я лишь кивнул в сторону оставшегося на траве трупа, но ответа на главную загадку у нас просто не было.
Внутри дома царила тяжёлая тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием графа. Большая часть гостей уже разъехалась, отправившись в свои квартиры, дома и имения. Сам старик лежал на диване, бледный, как холст. Пулевая отметина была чуть ниже ключицы. Врачом я не был, отчего мало понимал в хирургии, но уже сейчас было заметно, что переживать ранение графу было очень сложно.
— Я не смог вытащить пулю, — сказал приехавший в имение врач из соседнего села, — Только, похоже, задето лёгкое. Остановить внутреннее кровотечение я не в силах. Нужна серьёзная операция, но у меня нет для неё почти ничего. — Врач развёл руками, — Вам нужно к хирургу Силиванову. Он один из немногих, который сможет сделать нужную операцию. Сомнительно, что граф сможет прожить больше пяти часов, если не сделать операцию. Кровь просто зальёт лёгкие, и тогда останется только молиться. Единственное, что я могу сделать, так это помолиться за жизнь его благородия.
Я опустился на колени у ложа, глядя на запавшие глаза графа Ливена. Тот ещё был в сознании, ведь пальцы слабо шевелились, будто пытаясь что-то написать в воздухе. Кровь просачивалась сквозь толстый слой бинтов, которые намотали на грудь мужчины. Кровь быстро окислилась, окрашивая простыню в некрасивый ржавый цвет.
— Переживёт он переезд в Томск? — спросил я, нервно теребя кобуру с револьвером.
— Сомнительно, — расстроенно покачал головой доктор, вытирающий руки от налипшей крови, — До города не меньше трёх часов скачки. Дорога здесь не лучшая, а нужно ещё и отыскать господина Силиванова. Я дам вам его адрес, но всё равно. Граф, скорее всего, не переживёт эту поездку.
— У отца есть машина! — встряла в разговор Анна, — Только, — она посмотрела на всех присутствующих в зале людей, — никто не умеет на ней ездить. Я знаю, как можно её завести, но не больше. Шофёр ещё вчера попросился отдохнуть, а кроме как него нет никого знающего.