Своим детищем я гордился. Винтовка получилась отнюдь не дешёвой, но механизм собственной конструкции действовал безотказно, прекрасно показывая себя на всех предварительных стрельбах. Естественно, что это был не первый опытный образец, а потому многие проблемы решились путём небольшого изменения некоторых узлов, исправления ствола, но результатом я был действительно доволен, надеясь, что эта модель найдёт заинтересованного покупателя среди неофициальных войск, которые, как говорил один известный человек: «Делают Россию ещё более великой на всех континентах».
Расстояние до нужной точки было не больше шестисот метров. Прекрасным стрелком назвать себя я не мог, сильно уступая своими навыками всё тому же Витьке, но на полкилометра клал десять из десяти в грудную мишень со скромным разбросом. Конечно, опыт был с менее мощными калибрами, но сейчас в своих навыках я был уверен на все сто.
— Давай, командир, дерзай! — задорно сказал снайпер, вооружаясь биноклем и направляя линзы прибора в сторону мишени.
— Патроны сам начинял? — спросил я, аккуратно передёргивая затвор, наблюдая за тем, как длинный патрон покидает магазин.
— Первый магазин от армейцев. Поделились запасы в качестве мер поддержки отечественного оружейного производства и нового поколения великих оружейников. — Витька хохотнул, — Второй магазин собственными наполнил. Но ты не ссы, командир, я всё чин по чину сделал. Хоть белке срам сможешь за километр отстреливать.
Не описать, какие эмоции я испытал в тот момент, когда грохнул первый выстрел. Звук был мощным, чистым, яростным, увесистым. В движении каждой детали ощущалась выверенная многими днями работа точность, достойная самых дорогих швейцарских часов. Всё тело, каждая клетка организма чувствовала ту титаническую мощность, которая вырывалась из нутра винтовки при выстреле. Отдача же заставляла трепетать, дрожать всех, кто находился рядом. Поднявшийся от выстрела поток обдал всех горячим воздухом. Что же до мишени? Бронебойная пуля без каких-либо затруднений прошила стальную пластину практически в двадцать миллиметров, выбив лишь небольшой сноп искр и глубоко зарывшись в толстый земляной бруствер за самой преградой, вздымая в воздух крупные комья горячей грязи.
Магазин закончился слишком быстро. Грохот выстрелов поднимал во мне детскую радость, которую я не испытывал долго. Хотелось стрелять даже не в целях баллистических испытаний, а просто ради ещё большей радости. На мгновение у меня даже появилось ощущение, что я вновь окунулся в детство, когда впервые с парнями начали разбрасываться петарды, экспериментируя со взрывами насколько вообще хватало фантазии.
Второй магазин я взял из рук Витьки не сразу, позволяя оружию остыть, осматривая при этом результаты своих попаданий. О такой приятной кучности я мог только мечтать в самых сладких снах. Молотоподобную отдачу гасил сконструированный приклад. Конечно, у не привыкшего к мощным винтовкам стрелка конечность начнёт быстро болеть, а тряска передавалась по всему телу, но даже так радость пробивала всевозможные потолки.
Второй магазин вставлял в приёмник я с особенной аккуратностью. Витьке я доверил бы собственную жизнь, а дело опытный снайпер знал на «отлично», а такие высокоточные стрелки зачастую собственноручно снаряжали используемые патроны, не веря производственной аккуратности. Всё же, фабрики чаще всего нацелены на массовый выпуск патронов, а тут каждая лишняя сотая грамма, десятая часть миллиметра, не обжатая достаточно гильза могла привести к серьёзным отклонениям во время снайперской стрельбы.
Прижав приклад к плечу, я перевёл прицел на более отдалённую грудную мишень. Если на шестьсот метров я клал аккуратно всю десятку, то на больших дистанциях мне не удавалось чувствовать себя столь же уверенно. Впрочем, правила высокоточной стрельбы были мною досконально изучены давно, а тихая сегодняшняя погода просто благоволила для того, чтобы ставить новые рекорды.
Правки ввелись всего за секунды, и я был готов стрелять. В последний раз я оглядел своих партнёров по бизнесу сияющим от счастья взглядом, а затем вложился в винтовку, выцеливая белое пятно мишени на коричневом фоне громадного бруствера.
Едва палец выжал свободный ход спускового крючка, как время замедлилось. Патрон не сдетонировал сразу, и я отринул от прицела, с непониманием смотря на неожиданно переставшее работать оружие.
Я видел, как взрывается патронник, крепкая конструкция винтовки разлетается, переламывается на уровне начала ствола, оставляя на своём месте крупный огненный шар. Чувство боли пришло далеко не сразу, но при этом глаза чётко выделяли картину того, как затвор винтовки летит прямо в глаз. Эта деталь в винтовке была крайне увесистой, чтобы выдерживать многочисленную стрельбу крупнокалиберными патронами.
Тот день я вспоминал каждую ночь. Воспоминания приходили в качестве постоянного ночного кошмара. Сон всегда начинался с картины моих рук на руле автомобиля и кончался стремительно летящим затвором. Смерть. Смерть. Смерть. В тот момент я не ощутил ни физической, ни ментальной боли, но это был искусный обман хитрой судьбы, закрутившей меня в бараний рог.
Боль пришла потом, когда я пришёл в себя и впервые оказался перед зеркалом. Замутнённое сознание не видело перед собой привычный вид. В стекле отражался не светловолосый мужчина слегка за тридцать, подтянутый благодаря постоянным тренировкам, с бредовой безуминкой в глазах и громадными чёрными кругами под ними. Перед зеркалом представал молодой светловолосый и голубоглазый юноша с аристократической светлой кожей. Это был не я, это был не мой голос, да и временная линия точно не принадлежала мне.
Боль пришла точно в тот момент, когда воспалённый мозг начал обрабатывать произошедшие вокруг изменения. Его сил на это не хватало даже близко, а потому всё тело раз за разом охватывали волны непереносимой боли. Они накатывали постоянно, не допуская даже малейшего перерыва для прояснения рассудка. Судороги от страданий схватывали в любое мгновение, вырывая из пучины сна и вновь заставляя агонизировать. Единственное, что позволяло хоть немного скрыть, заглушить, на время отодвинуть страдания, так это многие литры алкоголя, которые я поглощал в те страшно короткие мгновения, когда рассудок хоть немного прояснился. Целые бочки крепкого вина и элитных напитков тратились всего за дни. Вливались в меня такие реки алкоголя, которые мой прошлый организм совершенно точно не выдержал бы и протянул ноги ещё на первой неделе таких сложных экспериментов.
В короткие мгновения трезвости, когда боль была ещё не столь сильной, а опьянение немного отступало, я видел перед собой странного вытянутого старика в чёрном атласном фраке. Он появлялся чаще всего в одиночку, а иной раз приводил с собой людей. По большей части их можно