Те, у кого имеются глаза, обоняние и кое-какой опыт, всегда могут прикинуть, что их ждет. Другое дело, что классическая таверна типа «у дороги» может быть одна на полсотни римских миль, и тогда нюхай не нюхай, но выбор невелик. Или входи, или живи дальше мокрым и голодным. Последнее, кстати, тоже может оказаться правильным выбором, поскольку живой и голодный лучше, чем сытый и мертвый.
В столице Второго Рима выбор был. На все вкусы, кошельки и даже политические предпочтения. Эта была едальня — из лучших. По всем вышеперечисленными позициям. Что понятно, поскольку располагалась она в богатом районе близ церкви Святых Апостолов непосредственно на столичной главной улице, именуемой Меса. Ее хозяин, мгновенно угадав в Рёрехе, Машеге и Сергее богатых варваров, увивался вокруг их стола, словно муха над куском говядины. Любой каприз, только пожелайте.
Сергей и пожелал. На своем столичном ромейском, невзначай постучав по столу перстнем «от доместика».
Трактирщик врубился с ходу…
И залебезил еще больше. Сервис из навязчивого превратился в деликатный. Стол накрыли вмиг. Девки-прислужницы больше не липли, а четко исполняли свои прямые обязанности. Кушанья оказались безупречны. Не хуже, чем в доме Пиперата. К вину тоже никаких претензий. И подавали на серебре, как аристократии. Впрочем, они и были аристократией, пусть и не византийской.
— Не понимаю, — сказал Рёрех, когда первая подача блюд была уничтожена. — Мы их убиваем, а они с нами — как с родными. Николай этот к нам — как родич. А ведь мы его тогда в Таматархе едва за Кромку не отправили. Словно и нет меж нами пролитой крови.
— Есть у ромеев такое слово, брат, политика. — Сергей испробовал вина из второго кубка, нашел годным и кивнул девушке: разливай. — Это особое умение, которое учит ставить превыше всего выгоду василевса. И для политики те тысячи убитых смердов — это не кровь, а расходы. Больше того, даже если бы мы убили кого-то из близкой родни автократора, это тоже были бы расходы. Убытки.
— Это как раз понятно, — сказал Рёрех. — Убил — заплати виру.
— Не совсем так, — возразил Сергей. — Политик не платит виру. Он прикидывает, что выгоднее: требовать виру или заплатить самому, чтобы сделать убийцу союзником.
— Как можно дружить с тем, кто убил твоего родича?
— Кто говорит о дружбе? — Сергей окунул в соус баранье ребрышко. — В политике друзей не бывает. Политика — это умение так рассорить своих врагов, чтобы они ненавидели друг друга больше, чем тебя. Но самые лучшие политики — это те, кто ухитряется поссорить друзей. А поссорить можно даже братьев.
— Да ладно! — простодушно усомнился Рёрех. — Как, интересно, можно нас с тобой поссорить? Или меня с Трувором?
— Со мной, пожалуй, не получится, — ответил Сергей. — А вот с Трувором — пожалуй. Помнишь, как он себя с нами вел во время прошлого похода на ромеев? Вот представь, ты ему правду сказал: что он хоть и старший, но ты лучший воин и драккар у тебя свой и дружина, а у него все это не железом добыто, а от отца на время получено?
— А зачем ему это говорить, если он и так это знает?
— Знает-то знает, но слышать это от младшего особенно неприятно. Вот ты давеча тоже печалился: кто из нас старший, а кто — младший?
— Мы братья, — сказал Рёрех. — И с Трувором мы тоже братья. Вот главное. И чтоб ты в нем не сомневался: Трувор помнит, что ты для него сделал. И не забудет никогда. И что жизнь ему с гридью спас, и что помог со славой домой вернуться. И если когда-нибудь случится, что он на тебя осерчает, то вспомнит о прошлом, и уйдет гнев.
— Верю, — кивнул Сергей. — Но это, друже, не политика. Политика — это вбить клин между Олегом, к примеру, и Игорем. Можно такое сделать?
— Да запросто! — вмешался Машег. — Олег Игоря во всем славней, а тому обидно. Да любому было б обидно. А ведь его именем, насколько я слыхал, Олег киевский стол занял. Потому что прежние князья отцу Игоря, Рюрику, роту принесли.
— Неправильно ты слышал, — возразил Рёрех. — Киев Олег по праву взял. Избор рассказывал: прежние соправители стол отдавать Игорю не хотели, и Олег их убил. А раз так, то его право стало. Так по Правде.
— А что ж сами киевляне? Не противились? — спросил Машег.
— Олегу? Смешно. Он твоих соплеменников дани лишил, а ты — «противились»! Сравнил тоже вече киевское и ваших. Того же булхаци Песаха.
— Песах, вели ему большой хакан, Киев бы взял, не споткнувшись! — запальчиво заявил Машег.
— А что ж не взял? — Рёрех иронически вздернул бровь.
Сергей поспешил вмешаться:
— Это и есть политика! Печенеги, ромеи, муслим, касоги с аланами, гузы, булгары… Все они только и мечтают Хузарии в брюхо вцепиться. Боязно, да. Но вдруг? И большому хакану надо выбрать: кому можно уступить, кого проучить, а иных и натравить друг на друга. Вот главное в политике: когда твои недруги друг с другом бьются, а ты то одному пособишь, то другому. Даже великому василевсу или хакану одному со всеми не совладать. Порвут, как волчья стая молодого мишку. Олег рискнул обдуманно. И завоевал уважение. С которым ему другие племена гнуть легче. И великий хакан тоже выбор делает не по настроению, а политически. Зря, что ли, ваш Песах взбунтовавшихся аланов кровью умыл? Теперь прочие ближние данники Хузарии вроде булгар итильских крепко задумались. Киев пригнуть можно, да. Но проще сделать так, чтобы мы с копчеными закусились, которые в степи немалую силу набрали. А куда нам деться? Хузары с большей части Днепра ушли. Да им и не надо Днепр держать, раз Киев теперь большому хакану не дань платит, а только подарки шлет время от времени. А нам Днепр нужен. И будем мы копченых бить. А они — нас. А хакан Беньяху то одним пособит, до другим, и каждый раз — с прибылью. Вот