Но есть еще более жирный минус: у Сергея практически нет контактов в империи. Ромейские купцы, с которыми он общался, граждане херсонской фемы, то есть дремучие провинциалы. Такие в столице не котируются. Единственная ниточка, ведущая к ступеням императорского дворца — Коля Перчик. Имперский патрикий[1], спафарий Николай Пиперат. «Меч империи» — неплохой кандидат для связи. Достаточно ушлый и везучий, чтобы выжить в мясорубке, которую намеревался устроить Олегу покойный хозяин Самкерца Булан и которая перемолола его самого.
Спафарий Николай. Тот, кто от имени автократора Льва Шестого Философа заключил с Олегом договор о мире и торговом сотрудничестве. И что важно: стратиг Херсонской фемы Иоанн Вога, фигура из, можно сказать, высших политических сфер, принял этот договор всерьез. Во всяком случае, поначалу. Из чего следовало, что Николай Пиперат — личность стратигу известная и обличенная кое-каким доверием Палатина[2]. Неизвестно, насколько договороспособен будет этот Перчик, если общаться с ним без меча, приставленного к горлу, но альтернативы не было. И Сергея патрикий вполне может вспомнить, поскольку все переговоры ромея с Олегом шли через Сергея, ведь прекрасно владевший ромейским Харальд от переговоров устранился. И обустройством личных дел Перчика тоже занимался Сергей.
За минувшие годы Сергей существенно изменился. И физически, и статусно. В частности, обзавелся титулом рыцаря другой империи — франкской. Ну, если можно назвать империей паучью банку королевств и герцогств, образовавшихся на месте единого государства Карла Великого. И пусть взаимоотношения Византии и франско-папской Европы оставляют желать, но рыцарь Франской империи — это уже не чернь. Это благородный. Следовательно Сергей — не какой-нибудь дикий варвар-скиф, а цивилизованный человек, с которым и вино можно выпить из правильной посуды, и на богословские темы потрепаться. И если у них с патрикием Николаем найдутся общие интересы (а они точно найдутся, если речь зайдет о межгосударственных переговорах), то задружиться с важным имперским чином очень даже получится. А дальше — понятно. Во-первых, заключить от имени Олега договор с империей. Правильный договор, взаимовыгодный. Во-вторых, попробовать занять примерно ту же позицию, которую он занимал в прежней жизни. То есть когда имперские шишки полагают его не одним из варваров-русов, а представителем империи среди варваров-русов. И как следствие — гражданство Византии, чин, недвижимость и прочие блага. Но при этом жить и растить детей Сергей будет здесь, на Руси, в Белозере или Киеве — это не так важно. Жить на родине, а зарабатывать красивые золотые кругляши и превращать их во власть и имущество — в богатой и цивилизованной Византии, которая станет его восточным оплотом. А западным, естественно, станет лоскутная Римская империя германской нации.
Великие планы, но вполне реализуемые. Один раз уже вышло, пусть и с помощью наследства оборотистого Мышаты, так почему бы и еще разок не повторить?
Задумавшись, Сергей пропустил мимо ушей окончание рекламной речи великого князя киевского.
А затем наступила тишина, которую нарушил уже князь белозерский.
— Я иду с тобой! — решительно заявил Стемид. И тут же поправился, глянув на среднего сына: — Мы идем. Семнадцать лодий, восемь сотен воинов.
Надо полагать, кораблики Сергея он тоже включил в этот список.
— Знатная сила! — одобрил Олег.
— Я приведу тысячу! — немедленно заявил ростовский князь и предводитель мерян.
— И я тысячу! — Корлы с вызовом глянул на Яктева.
Олег кивнул и некоторое время сидел с опущенной головой. Надо полагать, прятал улыбку. На две тысячи кирьялов и мерян двух сотен варягов с лихвой хватит. Хотя, возможно, Сергей не совсем прав. У Корлы имеется по крайней мере пара сотен более-менее приличных воинов. На уровне дружинников того же Вардига. Наверняка и у мерянского князя личная дружина имеется.
— Очень хорошо, — великий князь поднял голову. — С морскими лодьями вам пособят. Остальное — сами.
Мерянин и кирьял переглянулись. С одинаковым выражением. Неужели надеялись, что Олег возьмет на себя полное обеспечение их воинства?
— Жду вас в Любече, когда лед сойдет.
И поднялся, обозначая, что совет окончен.
Племенные все поняли правильно и покинули детинец.
Корлы отправился в дом в посаде, предоставленный кирьялам Сергеем. Князю ростовскому тоже что-то выделили. Но не в городе и не в детинце.
В палате остались только свои: Стемид с тремя сыновьями, Олег, Вардиг плесковский с Рулавом изборским. И Сергей с Избором. Последний в княжеские переговоры не вмешивался. Зато пива выдул уже литра два.
Теперь, закончив дела, князья тоже решили расслабиться. Отроки забегали, накрывая на стол, расставляя дорогие кубки и яства на серебряных блюдах.
Первым делом варяжские лидеры выпили за успех будущего похода, не забыв плеснуть богам. Потом подняли здравицу за щедрого хозяина Стемида. Затем славного воителя Олега. И за варяжскую Русь. На этом список официальных тостов закончился и кубки начали поднимать кто во что горазд. Градус веселья креп.
— Ты когда моему соправителю невесту пришлешь? — поинтересовался Олег у Вардига. — Пора бы нам с ним наследником обзавестись.
— Я б ее лучше за тебя отдал! — заявил уже порядком опьяневший Вардиг. — Хельгу и Хельга! Вот славная пара была бы!
— Не была бы. — Это Избор сказал. Оторвался от чаши и изрек.
Олег метнул в его сторону яростный взгляд. Не смутил. Некоторое время великий князь и ведун играли в гляделки, потом Избор сделал губы уточкой и покачал головой. Олег скрипнул зубами и отвел глаза. Что-то такое знал о Вещем мастер-наставник. Что-то уязвляющее.
— Стар я для дочери твоей, — буркнул великий князь. — Сговорена за Игоря, так пусть за Игоря и выходит. Быть ему князем после меня. А сыну его — после него. И сыну сына. И так вовеки.
— Или не так.
Это услышал только Сергей, сидевший рядом с Избором.
И теперь уже Сергей встретился с ним глазами и понял: ведун ведает.
Что ж, Сергей тоже мог сказать, что ведает, кто именно унаследует власть после Игоря. Если, конечно, все будет так, как ему помнится. А может, и не будет…
— Спой нам, Хельгу, — попросил Стемид. — Спой, брат, как ты умеешь…
— Добро, — согласился тот. — Спою, что от отца слышал.
И запел неожиданно мощно и красиво:
Бьют кровавые ливни,
Горем полнится мир.
Нам на плечи взвалили
Годить воронам пир.
Выше палуб вздымается волна
От темна до темна.
Много в горе тропинок,
А дорога — одна…
Что-то знакомое было в этой песне. Что-то давнее-давнее. Нездешнее. Забытое.
Сергей смотрел на поющего Олега,