Полет птицы Пэн - Priest P大. Страница 2


О книге
в прошлом году мать Эрлана родила третьего ребенка. Роды были тяжелыми, и она так ослабла, что почти перестала вставать с постели. В конце концов вместо здоровой кормилицы в доме появилась немощная мать, живущая на лекарствах.

Вдобавок ко всему прочему, из-за нескольких месяцев засухи им грозил серьезный неурожай. Три сына… Их семья вряд ли могла позволить себе прокормить их всех.

Далан точно знал, о чем думали его родители. Он довольно долго был подмастерьем, так что через год или около того мог начать самостоятельно зарабатывать деньги и стать опорой для семьи. Его младший брат был еще младенцем в пеленках, и родители, естественно, с трудом представляли расставание с ним. А вот Эрлан казался совершенно лишним, и оставлять его в семье было бесполезно. Возможно, для него было бы лучше совершенствоваться вместе с этим даосом.

Добьется успеха – и, даровав могилы предков высокой травой, прославит свой род. А если нет, то все же сможет прокормиться и вырасти, независимо от того, будет ли скитаться или зарабатывать на жизнь обманом. Оба варианта могли стать для него хорошим выходом.

Мучунь чжэньжэнь и близорукий глава семьи вскоре заключили сделку. Чжэньжэнь оставил серебряный слиток, в обмен на который Чэн Эрлан должен был пойти с ним. С этого момента ему предстояло отказаться от имени Чэн Эрлан и сменить его на Чэн Цянь. Сегодня днем он разорвет узы с бренным миром и отправится за своим наставником.

Далан был на несколько лет старше своего второго брата. Они мало разговаривали и вовсе не были близки. В то же время, младший брат с самого раннего возраста проявлял благоразумие. Он не рыдал без причины и не доставлял хлопот. Носил то, что носил его старший брат, ел скромнее слегшей матери и младшего брата. Эрлан сам вызывался помогать в домашних делах и никогда не жаловался.

Далан любил его и заботился о нем от всего сердца, хотя и не говорил этого. Однако он никак не мог спасти положение. Родители были слишком бедны, чтобы вырастить Чэн Цяня, а Далан все еще не стал опорой для семьи, его слова не имели веса.

Но, как бы там ни было, Чэн Эрлан – их плоть и кровь. Разве можно так легко продать его?

Чем больше Далан думал об этом, тем хуже себя чувствовал. Его посетила мысль, что следовало бы ударить этого старого шарлатана по голове большим железным ковшом, только ему не хватило храбрости. В конце концов, он не оставался бы простым подмастерьем, если бы был таким смелым. Но Далан не мог не грустить от осознания, что даже путь грабителя и мародера принесет его брату больше денег и почтения.

Чэн Цянь не мог не догадаться о планах родителей и тоске старшего брата. Звезд с неба он не хватал, его нельзя было сравнить с теми умными не по годам детьми, что писали стихи в семь лет и занимали пост чэнсяна в тринадцать[8]. Но он был обычным сообразительным ребенком.

Отец работал с рассвета до заката. Брат уходил, когда звезды еще мерцали в небе, и возвращался домой с восходом луны. Мать задерживала взгляд на старшем и младшем сыновьях. Но не на нем. Его не воспринимали всерьез, даже если не били и не ругали. Чэн Цянь хорошо понимал это и вел себя достаточно тактично, чтобы не нарваться на неприятности. Самое возмутительное, что он делал за всю свою жизнь, – это залезал на большое дерево старого туншэна и слушал, как тот несет чушь про священные тексты. Чэн Цянь работал добросовестно и усердно. Он считал себя слугой, но никогда – сыном.

Чэн Цянь не знал, каково это.

Дети обычно разговорчивы и беспокойны, но, поскольку Чэн Цянь не считал себя сыном, он, естественно, не пользовался привилегией быть болтливым и непослушным. Чэн Цянь привык сдерживать свои самые сокровенные чувства. Рано или поздно слова, которые он не мог произнести, должны были провалиться внутрь, проделав множество крошечных дырочек в его маленьком сердце.

Чэн Цянь, с истерзанной, что песчаная гладь после ливня, душой, знал: родители его продали. Но, как ни странно, он чувствовал себя удивительно спокойно, будто бы ждал этого дня.

Когда пришло время прощаться, больная мать Эрлана наконец поднялась с постели, что делала крайне редко. Дрожащим голосом она отозвала сына в сторону и, посмотрев на него покрасневшими глазами, вручила ему сверток. В свертке была сменная одежда и дюжина лепешек. Излишне говорить, что одежда была перешитыми вещами его старшего брата, а лепешки накануне вечером приготовил отец.

Но, в конце концов, Чэн Цянь был ее плотью и кровью.

Глядя на своего десятилетнего сына, мать не удержалась, пошарила в рукаве и, пошатываясь, вытащила оттуда небольшую связку медных монет. Потертые, потускневшие от времени, эти монеты заставили сердце Чэн Эрлана дрогнуть. Он напоминал маленького замерзшего зверька, который осторожно принюхивался к снегу и вдруг учуял запах матери.

Однако отец быстро заметил связку. Он глухо кашлянул, и мать со слезами на глазах вынуждена была спрятать монеты обратно.

Запах матери, словно отражение луны в воде[9], растаял прежде, чем Эрлан снова успел его почувствовать.

– Иди сюда, Эрлан. – Мать взяла Чэн Цяня за руку и повела его во внутреннюю комнату, начав задыхаться уже через несколько шагов.

Окончательно устав, женщина тяжело опустилась на скамью. Указав на лампу, свисающую с потолка, она слабым голосом спросила:

– Эрлан, ты знаешь, что это?

– Волшебная Неугасаемая лампа, – равнодушно посмотрев на потолок, ответил Чэн Эрлан.

Эта невзрачная лампа была семейной реликвией. Говорили, что это часть приданого бабушки Чэн Цяня. Она была размером с ладонь, без фитиля и масла, но зато с несколькими рядами магических символов, вырезанных на старом держателе из черного дерева. Благодаря им лампа могла постоянно освещать один чи[10] вокруг себя.

Чэн Эрлан так и не понял, какой в ней смысл, кроме привлечения насекомых. Но разве магические артефакты должны быть полезными? Разок-другой вынести, похвастаться перед гостями или соседями – и вот для простых деревенских людей артефакт превращается в семейное сокровище, передаваемое по наследству.

Так и эта лампа была «творением бессмертных» – предметом, на котором эти «бессмертные» начертали свои заклинания. Никто из смертных не смог бы их подделать. В мире существовало множество подобных вещей, и области их применения казались почти безграничными: лампы, которые не нуждались в масле; бумага, которая не сгорала в огне; кровать, что не стыла зимой и не нагревалась летом, и многое, многое другое.

Давным-давно

Перейти на страницу: