Высыпавшие из раздевалки друзья столпились в галерее и, видя, как агрессирует Людмила Павловна, не решались подходить, вникали в происходящее по обрывкам фраз.
Я показал им «ок», обогнул сторожиху и выскользнул на улицу к понурому Алтанбаеву. Кто бы подумал, что я буду сражаться с системой за право гопников стать людьми? Сказал бы кто год назад — в лицо ему плюнул бы, потому что считал подобных Алтанбаеву опасными животными, которых надо отстреливать.
— Чтобы духу твоего… — донеслось в спину. — Совсем оборзели! А вы что вытаращились? — напала она на друзей. — Собирайте манатки — и вон отсюда!
Гопники молча смотрели на меня. Зяма показал дверям средний палец и сплюнул на землю.
— У-у-у, мегера. Ну ниче, хана тебе, жаба свиноватая!
Клацнул замок, и я остался на улице без куртки. Похоже, пришел конец моим тренировкам в спортзале. Представляю, что сторожиха завтра утром расскажет директору, когда он придет на работу. Или вот-вот позвонит и расскажет. Неплохо бы действовать на опережение…
Я зябко повел плечами, глядя, как друзья уходят в раздевалку.
— Че, вас теперь оттудова попрут? — спросил Заславский. — Она лысому настучит, жаба эта.
Рассказывать о том, что мы ремонтировали спортзал и теперь директор нам немного должен, я не стал — гопники могли расценить это как сотрудничество с ментами, ведь в их представлении дрэк был чем-то типа директора тюрьмы.
— Сегодня — да, а потом — не знаю.
— Хреново.
— Вот вам и спорт. Не подохнем здоровенькими, — сыронизировал парень со шрамом на губе.
— Не кипишевать! — велел я, видя, как наши бегут из раздевалок к выходу — и парни, и девушки, а в руках Ильи моя куртка. — Может, будет вам тренировка.
Через минуту все стояли посреди школьного двора, там, где нарисованы классики: мы с одной стороны, гопота — напротив нас. Алтанбаев повторил для всех то, что говорил ине. Рамиль присвистнул и пошел пожимать руки.
На лице Гаечки было написано: «Я бы тоже этих тварей в школу не впустила». Димоны поглядывали на гоп-команду, промышлявшую мелким вымогательством, неприязненно. Илья протянул мне куртку, я оделся и увлек его в сторону, но не успел задать вопрос, как получил на него ответ.
— Нужен ключ от базы? Ты собираешься пустить туда… этих? — он скривился.
— Один раз. Подыграй, — прошептал я.
— Че вы там шепчетесь? — воскликнула Лихолетова.
— Разрабатываем план мести, — отшутился я и обратился к Илье: — Ты можешь достать ключ?
Наши все замерли, особенно те, кто был против гопоты: Гаечка, Алиса и Димоны. Друг задумался, покосился на воспрянувшего Алтанбаева.
— Если узнают, мне капец, — все-таки решил подыграть мне он.
Гаечка скрестила руки на груди и, глядя на меня расстреливающим взглядом, начала притопывать.
— Сейчас мы пойдем в подвал, — окончательно принял решение я. — Это цивильное место, туда так просто не попадешь. Мы туда ходим небольшими группами. Если узнают, что там толпа, нам хана, и вам тоже. Так что ведем себя тихи и скромно. Договорились?
— Так че, будет бокс? — Заславский запрыгал, боксируя с невидимым противником.
В отличие от Алтанбаева, он все делал правильно. Лицо Гаечки сделалось таким, словно у нее издох любимый хомячок. Алиса озвучила то, что хотела сказать Саша:
— Паш, мы домой, ладно?
Я отвел в сторону теперь Гаечку и прошептал:
— Это один раз. Так нужно. Чтобы нас уважали и считали главными. Нахлобучишь кого-нибудь из их команды, чтобы боялись?
Гаечка вскинула голову, глаза ее блеснули, она хищно уставилась на парней, выцеливая жертву.
— Игорька, — улыбнулся я, имея в виду Заславского. — Он драться умеет. Сможешь?
— Крючка, — выбрала жертву она и хищно поджала губы — я понял, тут что-то личное. — Это который со шрамом.
Мы двинулись к базе. Димоны тащились в конце процессии, я кожей чуял их недовольство. Ничего, чуть позже объясню, зачем пригласил в святая святых классовых врагов. Правда, это будет лишь вершина айсберга, про таймер-то не расскажешь, не объяснишь, как спасенная жизнь может отразиться на реальности.
— Ждите здесь, не отсвечивайте, — велел я, и мы с Ильей побежали к нему домой, друг — за ключом, я — звонить директору.
У Ильи с родителями были доверительные отношения, потому он рассказал им все, как есть. Пока Илья убеждал отца дать ему ключ, я остановился возле тумбы с телефоном, набрал директора, надеясь, что он ответит.
Трубку сняла его жена, я представился и попросил Геннадия Константиновича. Донеслось его ворчание, что и ночью покоя нет, но он все-таки ответил, бросил раздраженно:
— Слушаю, Павел. Только давай быстро излагай, почему ты решил пригласить в школу малолетних воров и наркоманов. Надеюсь, что твоя версия будет убедительной.
— Они услышали про наши тренировки и попросились к нам. Я поставил им условие: завязать с вредными привычками и криминалом. Думал, это им не по силам. А они завязали и пришли.
Донесся смешок.
— Завязали, ну-ну. Вот ты, Мартынов, вроде такой умный, но такой… э-э… наивный. Ты в каком мире живешь? Кого в дом пускаешь? Уж сколько от них вреда было. Если бы не знал, кто ты такой, поверил бы Людмиле. У нее чуть инфаркт не случился! А они правда ей угрожали?
— Зачем, когда им хотелось в спортзал? — задал я встречный вопрос.
— Потом, когда получили отказ.
— Никто никому не угрожал. Я вместе с ними стоял и все слышал.
Ну не считать же угрозой в сердцах брошенное, причем себе под нос «хана тебе».
И этому ничего не объяснишь. Никому ничего не объяснить, и знания давят на плечи.
— Короче так, Мартынов, — припечатал директор. — Вам заниматься можно. Чужих приводить запрещаю. Только ученикам школы можно. Понял?
— Ясно. Спасибо за адекватность. Хорошего вечера.
Повесив трубку, я обернулся и увидел Илью, держащего ключ.
— Дрэк не сердится, — отчитался я. — Понимает, что сторожиха приукрасила.
— Ты еще можешь передумать, — серьезно проговорил Илья. — Если честно, мне бы не хотелось заниматься с этими отбросами, они все испортят.
— И мне не хочется. Но так надо. Да и нам выгодно, когда идет война с заводскими.
—