– От судьбы не уйдешь, – философски изрек сын и протянул телефон. – Звони начальничку. Может, тебе повезет, и он просто хочет уточнить, где у тебя лежат скрепки.
– Ага, скрепки… – покривилась Вера, ткнула пальцем в клавишу быстрого набора и прежде, чем начальник произнес слово, отчеканила, не здороваясь:
– У меня сегодня отгул. Ты сам разрешил. Слово мне дал.
– Да, и я хозяин своего слова, – тоже не стал здороваться Мирошниченко. – Хочу – даю слово, хочу – забираю обратно. В общем, считай, что забрал. У нас убийство.
– Ха! – фыркнула Вера. – Можно подумать, обычно мы занимаемся исключительно поиском сбежавших кошечек.
– Обычно в нашем славном городе все же не убивают модных московских драматургов. Причем специально приехавших в наш славный музыкально-драматический театр для участия в подготовке спектакля по собственной пьесе. Причем убивают в квартире, которая этому театру и принадлежит, в актерском доме. А находят убитого две старые актрисы этого же самого театра, которые живут по соседству. То есть в наших театрах, конечно, регулярно происходят какие-нибудь скандалы, но не до такой степени.
– А я здесь при чем? – попыталась отбрыкаться Вера. – У тебя других следователей нет?
– Есть. Но ты подходишь лучше всего. Театральный люд – еще те оригиналы. А ты у нас как раз оригиналка. К тому же я для тебя выхлопотал у полицейских твоего любимого Дорогина. В общем, вперед и с песней!
Если бы кто-то со стороны послушал этот разговор, сильно бы удивился: как начальник первого отдела (по расследованию преступлений против личности и общественной безопасности) регионального следственного управления Следственного комитета РФ полковник юстиции Евгений Владимирович Мирошниченко отдает приказы своей подчиненной – следователю по особо важным делам майору юстиции Вере Ивановне Грозновой. Но для полковника и майора подобное общение с глазу на глаз было весьма привычным.
* * *
Вообще-то Веру не хотели брать в следователи.
– Извините, мы вынуждены вам отказать, – сказала кадровичка из следственного управления, женщина с подчеркнуто серьезным лицом.
Она смотрела собеседнице не в глаза, а куда-то в район правого уха.
– Почему? – удивилась Вера, у которой был почти отличный диплом юридического вуза и все прочие документы в полном порядке.
– Не всякий человек может работать в нашей системе.
– А чем я не подхожу?
– Мы не обязаны комментировать принятые решения, – поджала губы кадровичка.
Возможно, если бы она не хмурилась и не продолжала избегать прямого взгляда, упорно сосредоточившись на ухе, Вера просто бы встала и ушла. Но кадровичка вела себя так, словно сидела на кнопке, и этой кнопкой была сидевшая напротив девушка.
– Разве это военная тайна? – уперлась Вера.
– Не военная. Но это внутренняя информация, – уперлась в свою очередь кадровичка.
– И все же… Ну, пожалуйста, объясните…
Возможно, в голосе Веры было нечто такое, отчего кадровичка малость помягчела, а, возможно, уже собиралась в отставку, и это делало ее откровеннее.
– Ну ладно, девушка, – вздохнула она. – Я вам скажу кратко, без пояснений, но чтобы вы не теряли времени, пытаясь поступить, положим, в прокуратуру или полицию. Вы не рекомендованы по результатам ПФЛ.
На ПФЛ – то есть исследование психофизиологии личности, обязательную процедуру для приема на службу в правоохранительные органы, – Вера потратила четыре часа. Психологи ее «крутили» и так, и эдак, задавая подчас совершенно идиотские (по Вериным представлениям) вопросы, типа: занималась ли она когда-нибудь распространением наркотиков и были ли у нее суицидальные желания. К ПФЛ Вера отнеслась с пониманием, но как к пустой неизбежности, считая себя совершенно устойчивым в психологическом плане человеком. И вдруг выяснилось, что именно психологи поставили ей черную метку.
– Я вам так скажу, – продолжила кадровичка, – идите лучше в адвокаты, вам это больше подходит. А в нашей системе… даже если вас возьмем, максимум в течение полутора лет либо наша система вас выдавит, либо вы сбежите сами.
И все-таки Веру взяли в следователи. Правда, исключительно по блату. Мама Александра Николаевна, которая была с самого начала против намерений дочери, посмотрела на ее страдания, посоветовалась с собственной матерью и обратилась за помощью к двоюродному брату, работавшему в Москве «большой шишкой» в Следственном комитете России. Тот «надавил» на областное начальство, и, наконец, Вера предстала перед руководителем первого отдела регионального следственного управления полковником Алексеем Алексеевичем Клименко.
– Ну и чего ты так к нам рвешься? Работа тяжелая, совсем не женская. Опять же ребенок у тебя маленький, – сказал Клименко.
– За моим ребенком есть кому приглядеть. У него прабабушка еще не старая. А я хочу преступников ловить. Мне интересно, – не стала придумывать красивые объяснения Вера. – Но только сразу скажу: фабриковать дела я не стану. Я не девочка наивная, я все понимаю, но честные следователи тоже ведь нужны.
– Ну-ну… – хмыкнул полковник. – Я в курсе, почему тебя психологи забраковали. Вернее, не бесповоротно забраковали, а как бы оставили на рассмотрение руководства. А никакому руководству всякие проблемные барышни не нужны.
– Да какие же со мной проблемы?! – изумилась Вера.
– Ладно, кое-что разъясню, но чтоб языком не трепала. У тебя слишком жесткие моральные рамки. Внутри этих рамок ты вполне договороспособная, гибкая, однако любой переход за рамки у тебя приравнивается к расстрелу. Упрешься, и не сдвинешь. А у нас всякое бывает… сама говоришь, что не наивная барышня. И что с тобой делать? Следователь ведь процессуально самостоятельное лицо. Это первое. Теперь второе. Ты способна эффективно работать в команде. Однако для тебя авторитет только тот, кого ты лично уважаешь. А если не уважаешь, то хоть каким он тебе будет большим начальником, ты его в лучшем случае станешь терпеть, причем с кислой физиономией и только в пределах, за которые вырваться нельзя. А мы люди в погонах, у нас командная система, мы себе начальников не выбираем. Наконец, третье. У тебя высокий IQ, умная ты. Это хорошо. Но в то же время ты склонна к неординарным решениям, к нетривиальным действиям. То есть ты большой оригинал. С одной стороны, это тоже может быть хорошо, особенно когда слишком нестандартные преступления. Но, с другой стороны, означает, что ты непредсказуемая и тебя сложно контролировать. А это для нашей работы серьезный минус. – Клименко выдержал паузу и спросил: – Теперь ты понимаешь, почему психологи напротив твоей фамилии жирный знак вопроса поставили?
– То есть я вашей системе не подхожу, – обреченно вздохнула Вера. – Система либо меня быстро выдавит, либо я сама выдавлюсь…
– Скорее всего, –